Упадок промышленности
Следует знать, что масштабы убийств молодых людей в разных городах Америки от четырех до семидесяти трех раз выше, чем в... Бангладеш, одной из самых бедных стран планеты.
Бунты в Лос-Анжелесе наглядно показали трудности и напряженность в этом обществе, разбитом на бедных и богатых, черных и белых, латиноамериканцев и азиатов.
Богатые, забаррикадировавшись в своих виллах, вынуждены признать, что страну, в которой они живут, больше уже нельзя сравнивать со Швецией или Швейцарией, США все более и более становятся похожими на страну третьего мира, более развитую, но с таким же социальным неравенством.
Это третий мир, полный богатств, где понятие социальной справедливости воспринималось бы как проявление подрывной деятельности, как нечто почти неприличное; единственной приемлемой заменой было бы выражение борьба с бедностью средствами благотворительности. Это мир, где социальная защита, рассматриваемая как общее дело, считалась бы карательной экспедицией против правящих классов.
Костер тщеславия
Роман Тома Вольфа Костер тщеславия, опубликованный в Соединенных Штатах в 1987 г. и вышедший в переводе на французский язык в 1988 г., является прекрасной иллюстрацией страхов и покорности судьбе в этой новой Америке под властью дуализма. О чем он рассказывает? Это история, как скажут вам американцы, полностью соответствует действительности восьмидесятых годов.
Том Вольф создал новый американский журналистский стиль (new journalism). Его роман похож на репортаж. Молодой финансист Маккой, встретивший свою любовницу Марию в аэропорте Кеннеди, возвращается с ней в Нью-Йорк.
Ночью на развилке дорог, сидя за рулем своего Мерседеса стоимостью 48 000 долларов, он теряет свою полосу и, чтобы не столкнуться с другими машинами, вынужден направиться в Бронкс. Он блуждает, кружит, пока не замечает подход к автостраде.
Он колеблется, так как это направление пользуется дурной славой. Неважно, говорит ему Мария, по крайней мере это цивилизация. На подходе к автостраде ему преграждает путь груда шин, и он вынужден остановиться. Он выходит из машины, чтобы расчистить дорогу, как вдруг замечает направляющихся к нему двух молодых негров.
В страхе Маккой бросает шину в первого негра, тот ее ему возвращает, Маккой вскакивает в машину, где Мария, объятая страхом, уже сидит за рулем. Она лавирует между шинами и мусорными баками, чтобы выбраться из ловушки, слышится шум около заднего бампера, второго негра больше не видно, и они выбираются на автостраду.
Когда Маккой видит, что Мария немного успокоилась, он предлагает предупредить полицию о случившемся. Прибыв на квартиру, где они обычно встречаются, он повторяет это снова. Нужно заявить в полицию, говорит он, может быть, тот тип ранен. Но Мария взрывается, кричит, что она родом из Южной Каролины и знает, что произошло: двое негров пытались их убить в этих джунглях, им удалось выбраться, они живы, вот и все!
По слабости характера, а также из желания скрыть эту связь от жены, Маккой отказывается от мысли предупредить полицию. Его судьба решена.
Он невиновен, но он богат и белый. Он должен искупить всю ненависть, накопившуюся против людей его класса.
Далее произойдет следующее: молодой черный Генри Ламб, сбитый Мерседесом, умрет год спустя, так и не придя в сознание. Полиция найдет владельца машины, Мария солжет, отказавшись признать, что за рулем была она, а другой чернокожий даст ложное показание, обвинив во всем Маккоя, который станет заложником безжалостной битвы троих мужчин, стремящихся его уничтожить.
Это чернокожий пастор Бронкса, окружной прокурор и английский журналист. Каждый из них имеет свои причины желать приговора белому богачу.
Для журналиста это золотое дело: король Уоллстрита убил молодого негра и скрылся.
Фон всего романа составляет неслыханный контраст между роскошью и властью с одной стороны и отталкивающей нищетой и убожеством Бронкса с другой. Маккой окончил Йельский университет, он зарабатывает сотни тысяч в год, имеет роскошную квартиру стоимостью три миллиона долларов. Каждое утро, выходя из дома, он может видеть под навесом у входа ковер из желтых тюльпанов, оплачиваемый жителями домов на Парк авеню. Та же роскошь окружает его на пятидесятом этаже стеклянного здания, где он работает.
Как все золотые мальчики, он чувствует себя хозяином мира. С другой стороны Бронкс с тысячами молодых негров наркоманов или мелких дельцов, обосновавшихся на лестницах многоквартирных домов, где происходит все: наркотики, секс, насилие.
Здесь при переезде воруют друг у друга мебель... Но молодой Генри Дамб, раздавленный Мерседесом Маккоя, был исключением. Он был прилежным учеником, к восемнадцати годам научился бегло читать, этого было достаточно, чтобы поступить в Сити Колледж в Нью-Йорке.
Контраст между Парк авеню и Бронксом так же головокружителен, как между Соуэто и цветущими окраинами с бассейнами в Йоханнесбурге. Только преподаватели, полицейские и судьи Бронкса служат связующим звеном между этими двумя мирами.
Судьи не осмеливаются удаляться от здания суда более, чем на двести метров, и влачат жалкое существование на свое маленькое жалование.
Зажатый между прессой и политикой, ставший козлом отпущения, Маккой, богатый и привлекательный Маккой, погибает.
Разумеется, неравенство не вчера родилось в США и нищета в Бронксе существовала задолго до Рейгана. Но этот ужасающий дуализм, разделяющий отныне бедных и богатых и так обострившийся в восьмидесятые годы, в прямом смысле слова изменил свою природу. В своей последней книге Политика богатых и бедных, которая стала бестселлером, Кевин Филлипс высказывает мнение, что прошло время, когда богатые могли безнаказанно обогащаться, не вызывая никакой реакции.
И нетрудно вообразить, что однажды народные возмущения серьезно встряхнут Америку. Ту же гипотезу рассматривал британский журнал The Economist в одной длинной документированной статье.
Что же случилось с Америкой?
Больная школа, больное здоровье, больная демократия
Тот же дуализм, с его угрожающими последствиями, отныне характеризует целые секторы американского общества, включая те из них, что еще вчера составляли силу Америки и поддерживали ее жизнеспособность.
Скажем только два слова, назовем два факта относительно того, что, вероятно, является наиболее важным, относительно болезней американской демократии.
Во-первых, участие американских граждан в выборах самое низкое по сравнению со всеми западными демократиями; общее количество не участвовавших в выборах любого уровня составляет две трети электората. При этом в выборах почти не участвуют социальные группы, живущие в наименее благоприятных условиях, как будто они до такой степени заторможены и лишены рассудка, что уже не в состоянии понять роли выборов и в их собственной судьбе.
Это новое по своим масштабам явление, касающееся большинства западных стран, по всей видимости, по многим параметрам связано с неоамериканской моделью: раньше бедняки восставали; сегодня, одурманенные опиумом своей всегдашней невыразимой бедности, они даже не голосуют.
Во-вторых, с древних времен цивилизованной считалась та страна, где умели считать свое население (вспомним перепись Ирода, о которой рассказывают Евангелия); можно приписать некоторому отходу от цивилизованности тот факт, что от 10 до 15% американского населения, находящегося на легальном положении, даже не переписано!
В области образования положение почти невероятное. Если рассматривать только высшее образование, то здесь американская система остается лучшей в мире. Это в США ежегодно публикуется более трети всех научных статей.
С 1976 по 1986 г. в Америке вдвое возросло число ученых-исследо-вателей. Несомненно, большие американские университеты, осуществляющие строгий отбор, остаются на высоте своей репутации.
Они располагают такими финансовыми и кадровыми возможностями, что все страны мира могут позавидовать Соединенным Штатам.
Но это престижное дорогостоящее образование сосуществует с весьма посредственной системой обучения в средней и начальной школе. Недавние опросы с целью оценки степени научных знаний учащихся 10, 13 и 17 лет показали, что Америка занимает последнее место среди промышленно развитых стран. После 16 лет большинство американских учащихся не получают никакого научного образования. По другим дисциплинам результаты ничуть не лучше. По географии студенты от 18 до 24 лет занимают последнее место среди восьми стран.
Учитывая это, пусть никто не удивляется, что 45% взрослых американцев не могут показать на карте Центральную Америку и что большинство из них не знает, где находятся Великобритания, Франция или Япония. Другой, еще более жизненно важный факт 40% молодых американцев, поступающих в 18 лет в колледжи, признаются в неумении правильно читать.
В какой стране процент неграмотных выше: в Португалии или Соединенном Королевстве? Ответ: в Соединенном Королевстве. В Польше или США?
Ответ: в США.
Как это могло произойти? Здесь мы встаем в тупик.
Новые идеи, согласно которым если работает рынок, то работает все, больше ничего не объясняют.
Представляет ли качество образования ценность само по себе? Да или нет? Если да, то чем объясняется такое ухудшение качества образования в США за последние годы? Очевидно, что такой упадок является ничем иным, как одним из аспектов неоамериканской экономической модели, с которой тесно связана система образования. В Европе тоже наблюдается ухудшение качества народного образования, т. е. в основном образования всего общества.
Это касается в первую очередь стран, входящих в число экономически наиболее развитых: Соединенного Королевства, Франции, Италии, т. е. именно тех стран Европы, которые не относятся к рейнской модели и наиболее открыты для модели неоамериканской.
Этот дуализм между преподаванием очень высокого уровня, доступным лишь ничтожному меньшинству, и системой начального или среднего образования, пребывающей в полном разложении, радикально отличает Америку от таких стран, как Япония и Германия. В этих последних большая часть учащихся достигает среднего уровня и очень плохих результатов практически нет.
Правда, за пределами Атлантики отбор практикуется только в 200 колледжах и университетах из 3 600. Все опросы, относящиеся к выполнению домашнего задания, показывают, что в Соединенных Штатах домашняя работа над уроками редко занимает больше часа в день, в то время как у телевизора учащиеся проводят по три часа!
Это далеко, очень далеко от Америки архетипа (модели) современного общества, жадного до знаний.
Деградация американской системы образования оказалась достаточно серьезной для того, чтобы в 1983 г. побудить Рональда Рейгана создать Национальную комиссию, которая озаглавила свой отчет весьма прямолинейно, без каких-либо оттенков: Нация в опасности. В отчете комиссии сообщается, что уровень преподавания в Америке в настоящее время ниже, чем в 1957 г., т. е. в тот момент, когда запуск первого Спутника в Советском Союзе заставил Америку задаться вопросом о своих собственных способностях.
В 1990 г. десяток специалистов, собравшихся в Колумбийском университете по инициативе основанной Эйзенхауэром Американской Ассамблеи, опубликовали отчет Глобальная экономика. Роль Америки за прошедшее десятилетие, (The Global Economy America's Role in the Decade.
Norton. 1990).
Среди выводов этого отчета три заслуживают пристального внимания: система американского образования на краю распада; размеры сбережений в Америке скандально малы, это логически вытекает из неоднократно повторяющегося заявления администрации Рейгана, которая определила торговый дефицит как знак экономической мощи.
Остается ли Америка по крайней мере обществом крепкого здоровья, воплощением которого являются юноши атлетического телосложения с розовыми щеками, демонстрируемые в рекламных фильмах? Теперь положение изменилось.
Тот же дуализм, осложненный рейганизмом, серьезно поразил систему американского здравоохранения в целом.
Разумеется, в мировом масштабе Соединенные Штаты из всех стран Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР) больше всех тратят на здравоохранение (более 10% валового внутреннего продукта). Многие специализированные клиники и больницы Америки стоАт в ряду лучших в мире. То же относится и к медицинским исследованиям, к медикаментам и новым методам лечения.
В этих областях Америка чаще всего остается ведущей.
Но эти достижения не должны заслонить от нас общее состояние системы здравоохранения, гораздо более плачевное, чем можно себе представить. Несколько недавних статистических данных могут заставить нас подскочить от изумления. По детской смертности Соединенные Штаты при показателе 10% (вдвое выше японского) заняли отныне двадцать второе место в мире. Очень высокая смертность среди некоторых этнических меньшинств еще не объясняет такого отставания.
Даже показатели смертности среди белых младенцев значительно выше, чем во многих развитых странах. По вакцинации американские показатели в среднем ниже 40% по сравнению с другими экономически развитыми странами и даже отстают от некоторых слаборазвитых стран.
Что же касается числа беременностей у девушек от 15 до 19 лет, то оно составляет 10%, т. е. в десять раз больше, чем в Японии.
Все эти цифры указывают на распад семей и рост бедности в обществе, которое стало более разрозненным и более жестоким. В сегодняшней Америке самый высокий показатель разводов у родителей несовершеннолетних детей.
В то же время пятая часть американских детей живет в условиях ниже порога бедности, и в 1987 г. 12 миллионов детей не были охвачены никаким страхованием на случай болезни; это на 14% превышает показатель 1981 г. В Соединенных Штатах, где отсутствует единая система страхования на случай болезни, доля общественных расходов на здравоохранение (41%) находится на самом низком уровне из всех стран Организации Экономического Сотрудничества и Развития.
Какой же была рейгановская политика в данной области? Она ожесточенно воспротивилась любой общей системе здравоохранения.
Таким образом, половина служащих мелких частных предприятий не пользуется никакой социальной защитой, и для них средний срок увольнения два дня!
Что касается резкого снижения бюджета на социальные нужды и уменьшения социальных программ, то это только обострило и без того уже незавидное положение. Сегодня худшим из дефицитов, от которых страдает Америка, увяз-шая в долгах, является не финансовый дефицит, а социальный. Дефицит, который не в состоянии исправить никакая индивидуальная благотворительность или сострадание.
Слишком озабоченная тем, чтобы укрепить выигрывающих, команда Рейгана сбросила в яму Истории проигравших или, попросту говоря, Америку средних американцев. Не занимаясь социальным обеспечением, восстановил ли рейганизм по крайней мере экономику?
Увы...
Упадок промышленности
Американская промышленность находится в упадке. Единственным возражением против этого утверждения может служить значительное производство в многонациональных американских компаниях за рубежом (20% против 5% в японских фирмах); но даже в этой области какие перемены за последние четверть века!
В 1967 г. Жан-Жак Серван-Шрайбер начал первую главу своего бестселлера Американский вызов (Le Defi атёгісаіп. Бепоёі) следующей фразой; Третьей мировой промышленной державой после США и СССР могла бы стать через пятнадцать лет не Европа, а Американская промышленность в Европе.
С тех пор приток инвестиций через Атлантику изменил направление, и с каждым годом это все заметнее. 24 сентября 1990 г. журнал Fortune опубликовал статью с ошеломляющим заголовком: На пути к исчезновению марки „Сделано в СІНА?"
При Рейгане большая часть из 18 миллионов новых рабочих мест была создана не в промышленности, а в третичном секторе в сфере услуг. Это маленькие случайные заработки, чаще всего в ресторанах, торговле и особенно в охране.
Одновременно в промышленности было потеряно два миллиона рабочих мест и возникли рекордные торговые дефициты. Во многих областях американскую промышленность обогнали и даже подавили японцы.
Например, в автомобилестроении такой гигант, как General Motors, объявил в третьем квартале 1990 г. о потерях в 2 миллиарда долларов. Ford зарегистрировал свои наихудшие результаты с 1982 г., и Chrysler за три месяца понес дополнительные убытки в 214 миллионов долларов.
В целом торговый дефицит в американской автомобильной промышленности составил 60 миллиардов долларов.
Конечно, каждому известна необыкновенная способность Америки извлекать урок из неудачи и вновь подниматься. Но существуют сроки, которые невозможно сократить, вопрос о сроках встанет лишь тогда, когда мы снова пойдем в правильном направлении. Но пока этого не происходит. В самый момент окончания войны в Персидском заливе Американский Совет по вопросам конкурентоспособности, состоящий из руководителей промышленных и университетских кругов, сделал вывод что в 15 из 94 ключевых технологий США больше не будут представлены на международной сцене до 1995 г. Они стаются конкурентоспособными только в 25 из этих 94 технологий.
Не случайно знаменитая ракета Patriot не смогла бы выполнить свою задачу без нескольких японских компонентов... Здесь мы снова возвращаемся к ключевому понятию долгосрочного будущего.
Доблесть американской армии в Персидском заливе 1991 г. обязана решениям, принятым в 1960-е и 1970-е годы.
С тех пор США все больше и больше жертвовали будущим в пользу настоящего, долгосрочностью в пользу краткосрочности. Даже такой человек, как Карл Икан, вынужден с этим согласиться. Карл Икан пионер среди так называемых налетчиков (он поглотил компанию 7WA), однако и он осуждает атмосферу казино в американской экономике, живущей не по средствам. Инфраструктура разрушается, говорит он, больше ничего не строят, не ремонтируют.
Икан сравнивает Соединенные Штаты с фермой, где первое поколение все посадило, второе собрало урожай, а третье становится свидетелем прихода судебного исполнителя с целью наложить арест на ферму. Такого рода взаимоотношения начинают устанавливаться между Америкой и Японией.
Качество производства и технологических процессов также находится в состоянии относительной регрессии.
В начале ноября 1990 г. двести человек из числа персонала американских фирм, поставляющих комплектующие детали к автомобилю Тойота, выслушали ряд суровых замечаний от одного из руководителей японской фирмы. Например: Количество дефектных деталей, поставляемых американскими заводами, стало в сто раз больше, чем в Японии.
Американские конструкторы вынуждены все чаще и чаще заключать соглашения с японцами или европейцами на импорт их ноу-хау.
То же происходит в авиационной промышленности, где несмотря на огромную помощь, идущую прямо или косвенно от военных заказов Пентагона, отставание крупных американских компаний дало возможность европейской компании Airbus завладеть 30% мирового рынка. То же самое можно утверждать относительно таких стратегических отраслей, как электроника или информатика. Когда-то американцы изобрели транзистор и интегральные микросхемы, а сегодня не удерживают более 10% их мирового рынка по сравнению с 60% в конце шестидесятых.
General Motors из ста заказанных прессов восемьдесят покупает за границей, где они дешевле, более современны и более надежны.
В связи с этим подчеркнем талант и необычайную смелость, которые понадобились Рейгану, чтобы убедить Конгресс и общественное мнение не поддаваться протекционистским искушениям с целью воспрепятствовать торговому проникновению других стран на мировой рынок.
По крайней мере пять причин объясняют этот промышленный упадок. Они соответствуют исчезновению пяти преимуществ, на которых основывалось послевоенное процветание. Авторы отчета Сделано в Америке, подготовленного для Массачусетского института технологии, (Made in America. М. Dertouzos, R. Lester, R. Solou.
MIT Press. 1989; Inter-Editions.
1990) называют эти пять причин.
1. Относительные размеры внутреннего американского рынка сократились, и американская промышленность отныне недостаточно оснащена, чтобы одержать верх над японскими и европейскими конкурентами и завоевать иностранные рынки.
2. Технологическое превосходство Соединенных Штатов теперь уже совершенно не бесспорно, технические новшества часто осуществляются за границей. Темпы введения инноваций в системе производства или разработки новых изделий значительно выше в Японии и Европе, чем в Соединенных Штатах (четыре года против семи в автомобильной промышленности).
3. Квалификация американских рабочих, еще вчера превосходившая квалификацию рабочих в странах-конкурентах, значительно снизилась.
4. Богатство, накопленное в Соединенных Штатах, было таково, что ранее позволяло им принимать самые невероятные вызовы, такие как высадка на Луне. Сегодня это уже невозможно.
5. И наконец, методы американского управления, которые признавались всеми и являлись предметом зависти, теперь уже далеко не лучшие. Превосходство японцев и европейцев над американцами в этой области растет все более и более.
И американцы иногда вынуждены копировать методы, разработанные в других странах.
В целом, зачарованность Биржей, спекулятивной экономикой и сказочными прибылями, которыми были отмечены восьмидесятые годы, сыграли против промышленности. Правда, в эпоху мультимиллионеров (золотых мальчиков), в годы экономики-казино, американская дипломированная молодежь прибывала на рынок труда, вовсе не вдохновляясь идеей трудного пути, утомительного и сурового пути промышленного производства.
Биржевая карикатура капитализма, бесспорно, обернулась против самого капитализма. Пока финансы занимали все умы, промышленность хирела.
В апреле 1991 г. Трехсторонняя комиссия, объединяющая руководителей предприятий, профсоюзов, а также политиков и экономистов Северной Америки, Европы и Японии, собралась на Генеральную Ассамблею в Токио. Японцы сделали свои выводы из перечисленных выше фактов.
В течение десятка лет мы широко способствовали реиндустриализации Великобритании, заявили они. Наша ближайшая задача реиндустриализация Соединенных Штатов...
Кошмар дефицитов
Более всего угрожает послерейгановской Америке не упадок промышленности, не социальный дуализм, а ее умопомрачительные беспрецедентные дефициты. Это далеко не самый малый из парадоксов, которые стоит записать в пассив президента, обещавшего уменьшить бремя власти государства, обеспечив своей стране средства для достижения независимости.
Сегодня снова каждую ночь сон многих американских руководителей тревожат цифры, но совсем не те, что вчера. В шестидесятыесемидесятые годы при Кеннеди, Джонсоне или Никсоне простая и пугающая цифра сообщалась каждое утро в информационных бюллетенях всех радиостанций число парней, павших во Вьетнаме. Сегодня другая цифра постоянно высвечивается на световом табло 42-ой улицы в Нью-Йорке это цифра долга федерального государства Америки.
В конце 1992 г. долг достиг невообразимой суммы в 3 879 миллиардов долларов, т. е. всей суммы бюджетных поступлений за период около трех лет, или суммы, соответствующей тридцати пяти годовым бюджетным дефицитам, тоже огромным, как мы увидим далее.
Что касается других цифр, то они говорят сами за себя; можно выстраивать бесконечные ряды самых катастрофических из них. Ограничимся несколькими примерами. Счет текущих балансов, находившийся почти в равновесии в конце семидесятых годов, в 1987 г. показывал дефицит в 180 миллиардов долларов, т. е. 3.5% валового внутреннего продукта. В 1989 г. он был сведен к 85 миллиардам долларов (1.5% валового внутреннего продукта) и оставался в среднем таким до 1992 г. включительно. Дефицит создается в промышленности, в сельском хозяйстве сальдо избыточно, что вовсе неутешительно.
Являясь экспортером сельскохозяйственной продукции и импортером промышленной, Америка по структуре своих обменов приближается к слаборазвитым странам!
