Отход Франции от кольбертистской традиции
Сегодня мы приперты к стене. Обе межправительственные конференции, ответственные за подготовку, с одной стороны, экономического и валютного единства, а с другой единства политического, не смогут не выбрать между двумя противоположными концепциями, изложенными в двух замечательных речах (см. Приложение I); обе речи произнесены в Брюгге госпожой Тэтчер в 1988 г. и Жаком Делором в 1989 г. В соответствии с этими концепциями нужно решить, должна ли Европа стать только рынком, большим рынком, или социально-рыночной экономикой, для чего потребуется настоящая федеральная власть.
Такова основная дилемма, от решения которой зависит судьба 340 миллионов жителей Сообщества и косвенно судьба стран Центральной Европы и юга Средиземноморья.
Но из всех Двенадцати нет ни одной страны, для которой этот выбор был бы так же важен, как для Франции.
Отход Франции от кольбертистской традиции
Очень трудно определить место Франции в великой битве двух капитализмов. Это констатирует один из иностранных наблюдателей, наиболее полно информированный о деловом мире Франции, профессор Проди, недавно опубликовавший в журнале II Моііпо (Ха 1, 1991) статью, озаглавленную Между обеими моделями.
В статье идет речь о двух моделях капитализма, критерии которых очень близки к тем, что приняты в данной книге. Профессор Проди пишет:
Что касается Франции, то эта страна так и не сделала окончательного выбора в пользу какой-либо из двух моделей. Биржа и финансовые рынки традиционно играют скромную роль.
Простым и недвусмысленным подтверждением этого служат размеры Парижской биржи по сравнению с Лондонской. В то же время во Франции не создаются банковские объединения или структуры собственности, подобные немецким, тогда как общественные предприятия всегда играли определяющую роль, идет ли речь о промышленных предприятиях или предприятиях, занимающихся банковской деятельностью или страхованием. Эволюция восьмидесятых годов, даже если она и не однозначна, должна тем не менее быть рассмотрена с особым интересом. Побуждаемый премьер-министром Шираком, министр финансов Балладюр в 1986 г. подготовил план широкой приватизации общественных предприятий.
План предусматривал переход в частный сектор двадцати семи объединений, на которых работало пятьсот тысяч человек. План был осуществлен лишь частично вследствие смены правительства.
Тем не менее, восемь крупных объединений были переведены из общественного в частный сектор; большинство из них имели огромное значение (например, Saint-Gobain, Paribas, CGE, Havas, Sociiti ginirale и Suez).
Судя по началу этой новой политики Франции, можно подумать, что ее цель сближение с англосаксонской моделью, где приоритетной целью является расширение биржи путем создания многих миллионов новых акционеров. Эта цель отошла на второй план, потому что многие из новых мелких акционеров быстро перепродали свои акции с целью получения немедленной выгоды. Зато методы, с помощью которых была проведена приватизация, создали объективные предпосылки для сближения данной структуры собственности с соответствующими структурами немецкой модели. На всех приватизированных предприятиях властные полномочия находятся в руках твердого ядра, хотя оно представляет всего 26% акций.
Посредством удачных взаимодействий некоторых акционеров во Франции начали формироваться крупные финансовые и промышленные объединения. Судя по форме собственности и стабильности связей, эти объединения скорее приближаются к германской, чем к англосаксонской модели, даже если система бесконечно менее компактна и непроницаема, чем в Германии.
Кроме того, во Франции остается большое число предприятий, относящихся к общественной собственности, которые по своей природе не соответствуют ни англосаксонской, ни германской системе, даже при том, что в последние годы стратегия французских общественных предприятий, особенно в отношении приобретения предприятий иностранных, больше следует германской, чем англосаксонской логике.
Действительно, эти приобретения вызвали бурную реакцию как в Великобритании, так и внутри Европейского экономического сообщества, так как они рассматриваются не как результат стратегии предприятия, а как инструмент стратегии страны.
Почему же Франция, которая на протяжении полувека столько сделала, чтобы предложить миру свою собственную модель, свой оригинальный третий путь между коммунизмом и капитализмом, сегодня имеет столь расплывчатый и не поддающийся квалификации профиль? Это произошло по двум основным причинам: во-первых, мы наконец порвали с нашей старой социал-кольбертистекой традицией, чтобы полностью войти в европейскую и международную экономику; во-вторых, переходя к новой системе, мы заимствовали столько же у англосаксонской, сколько и у германской модели.
Французская традиция это социал-колъбертизм: государство командует экономикой во имя политической амбиции и воли к социальному прогрессу. Социал-кольбертизм потерпел поражение. Доказательством тому служит ускоряющийся процесс ослабления психологических позиций чиновников во французском обществе.
Еще вчера окруженные почетом и завистью, сегодня они часто чувствуют недостаток уважения. Доказывает это и развитие модели капитализма-звезды. Что касается первого пункта, отношения к чиновникам, следует отметить, что в Японии, при одинаковом дипломе и возрасте, зарплаты в общественных и частных учреждениях в принципе одинаковы.
Кроме того, преподавателям платят лучше, чем другим чиновникам, поскольку их профессия в этой конфуцианской стране, где учиться добродетель, относится к числу благородных. Для японцев преподаватель должен быть учителем жизни, и они считают общественное уважение, оказываемое преподавателям, залогом хорошего воспитания детей.
Тем не менее, Францию все еще характеризует вездесущая центральная государственная власть. У нас государство повсюду.
В политическом плане, несмотря на децентрализацию, правилом остается централизующее якобинство. В Германии, Америке и Швейцарии превалируют организации федерального типа, действующие на местном уровне, а у нас сохраняется первенство компетенции государства. В Германии большая часть помощи промышленным предприятиям распределена по Землям.
Совет правления Бундесбанка в большинстве состоит из представителей Земель, которых мало затрагивают переливы международных финансов и еще меньше мнение Бонна.
В экономической области допускают ошибку, когда говорят, что французское государство в 1991 г. остается прототипом дирижизма в силу существенной доли национализированного сектора. Существует коренное различие между общественными монополиями типа депозитного банка и государственными предприятиями, будь-то промышленное или финансовое предприятие, которые живут по законам международной конкуренции и по крайней мере в течение пятнадцати лет управляются в соответствии с принципами конкурентного равенства.
Политическая сфера сохранила свое главенство над большинством исследовательских организаций, таких как Центр атомных исследований, Центр многосторонних научных исследований, Центр медицинских исследований и т. д. В американской и рейнской моделях ситуация иная: исследовательской работой там занимаются в основном предприятия или университеты, даже если они пользуются общественными дотациями.
Скажем в итоге, что из всех капиталистических государств Франция на протяжении веков имела более мощное государство, чем другие. Это было кольбертистское государство, опекающее экономику; с одной стороны, оно осуществляло протекционизм и дирижизм, но с другой играло роль инвестора, творца, социального реформатора.
Различия между двумя моделями капитализма очевидно связаны с двумя моделями профсоюзного движения. В англосаксонской модели профсоюзное движение всегда отказывалось от партнерства, а тем более от соправления.
Оно или удовлетворялось чисто деловым поведением, как в США, или, действуя, как в Англии, в качестве политической силы при поддержке партии лейбористов, сражалось с капитализмом извне, по типу полудирижизмаполуанархизма.
Напротив, профсоюзы рейнских стран, у которых многое позаимствовали японцы, выбрали путь интеграции в предприятие, путь конкурирующего сотрудничества: в этой стране каждый синдикалист в каком-то смысле подобен члену футбольной команды, заинтересованному прежде всего в том, чтобы принести победу своему клубу.
Французское профсоюзное движение было слишком затронуто марксистским влиянием и идеологией классовой борьбы, чтобы уподобиться одной из вышеупомянутых категорий.
Традиции государственности и профсоюзного движения это две первые причины, которые делают французский капитализм не поддающимся классификации.
Зажатый в тиски между кольбертистским государством и трудящимися, среди которых большой процент, составляют промарксистски настроенные люди, французский капитализм долго балансировал между авторитаризмом и демагогией. Его демагогия вписывается в статистические ряды инфляции заработной платы и девальвации франка.
Авторитаризм выражается, в частности, в форме абсолютной монархии на предприятии: принцип всемогущего президентагенерального директора это не немецкая, а французская идея. В то время как рейнские страны ежедневно доказывают превосходство коллективного управления, французы остались при старой военной аналогии, выражающей формулу Наполеона, согласно которой для командования армией лучше иметь одного посредственного генерала, чем двух исключительно талантливых.
Все это помогает понять, почему во Франции так долго и упорно не доверяли рынку и свободному предпринимательству, не говоря уже о прибыли, которая еще вчера рассматривалась как смертный грех. Сегодня с трудом верится, что в книге Американский вызов в 1??7 г., т. е. после пяти лет правления Помпиду, Жан-Жак Серван Шрайбер смог написать: Все частное: частное предприятие, частное владение, частная инициатива, раз и навсегда ассоциируется со Злом; все общественное отождествляется с Добром.
Нужно отдать должное социалистическому правительству, которое, вольно или невольно, излечило Францию от этих запретов и реабилитировало основные ценности рыночной экономики.
Тем не менее, в течение более тридцати лет Франция довольно радикально отличалась от обеих капиталистических моделей, которые отводят главное место основополагающим ценностям рыночной экономики. Для Америки это само собой разумеется, для Германии достаточно напомнить, что социально-рыночная экономика это прежде всего рыночная экономика, где государство всего лишь помогает устранить наиболее вопиющие недостатки рынка, не вмешиваясь, однако, прямо и не нарушая конкуренции.
Другая специфически французская черта касается финансовой системы и способа осуществления контроля над пред; приятиями. В одной области французский капитализм не похож ни на американский, ни на рейнский.
Биржа во Франции не играет такой ведущей роли, как в Соединенных Штатах. Политика Франции не делается в корзине, говорил генерал де Голль. Экономика во Франции финансируется в основном через банки, Казначейство и его сателлитов.
Коэффициент посредничества, который измеряет процент финансовых потоков, проходящих через банки, еще в шестидесятые-семидесятые годы и вплоть до 1985 года составлял 90%. Несмотря на это, в отличие от немецкого капитализма, французский капитализм не является все же банковским капитализмом, где преобладали бы связи между банками и промышленностью.
Ни одно французское финансовое учреждение не может похвастаться такой же влиятельностью, как Бундесбанк. Во Франции, хоть и не в такой мере как в Италии (две трети биржевой капитализации Милана относится к семейным объединениям), еще существует мощный семейный капитализм, представленный объединениями первого плана, такими как Michelin, Peugeot, Pinault, DMC, Dassault, CGIP и t. д.
Нетипичный, трудно классифицируемый, французский капитализм, казалось, долго искал свой путь и временами даже шел против течения в Европе. В начале восьмидесятых, после прихода левых к власти, был один интервенционистский момент.
Затем в 1983 г., внезапно дав задний ход, французский капитализм вступил на англосаксонский путь с воодушевлением новообращенного, которое не ослабло и в период сосуществования (1986-1988).
Двойное новообращение Франции
О каком новообращении идет речь? Трудно сказать, так как оно очень расплывчато, многозначно.
Франция заимствует у Германии методы управления валютой, а у Англии все остальное.
В 1991 г. показатель роста цен во Франции был на один пункт в среднем ниже, чем в Германии. С июня 1993 г. краткосрочные процентные ставки стали ниже, чем в ФРГ, впервые с 1945 г. Десять лет тому назад разрыв в ценах этих двух стран составлял десять пунктов! В этом выражаются результаты постоянного и образцового требования Жака Делора, поддерживаемого Эдуардом Балладюром; Пьер Берего-вуа несомненно передает Жаку Делору свое имя, имя чело-века-символа твердого франка! За фасадом политики твердого франка, которой сегодня каждый стремится выказать уважение, стоят бесчисленные решения, начиная с упразднения контроля над ценами как на услуги, так и на продукцию и кончая либерализацией перелива капиталов с 1 июля 1990 г. Помню, как двумя годами ранее я объявил крупному банкиру делового центра, что недавно было принято решение об устранении контроля над валютными операциями.
Он не мог поверить этому, считая невозможным, чтобы французский франк смог устоять перед напором экспорта капиталов, которые в таком случае непременно хлынули бы во Францию!
Необыкновенное развитие деятельности в области финансового дерегулирования, начатого в 1984 г., включая освобождение межбанковских, биржевых и ипотечных рынков, упразднение монополии меновых посредников и усиление Комиссии по биржевым операциям, которая достигла, при соблюдении необходимых пропорций, власти, напоминающей власть Конституционного Совета, произошло благодаря британскому влиянию и соперничеству, признаем это, с Лондонским Сити. И наконец, был создан Парижский рынок финансовых активов со сделками на срок, превзошедший свой лондонский аналог путем привлечения значительной иностранной клиентуры, а именно немецкой.
Объем биржевых сделок за семь лет возрос в 25 раз (124 миллиарда франков в 1980 г. по сравнению с 3090 миллиардами в 1987 г.) при том, что показатель оборота наиболее активных облигаций возрос за тот же период в 50 раз! Конкретно в компании, которой я руковожу, показатель оборота облигаций за период с 1980 по 1987 г. возрос с 12% до 123%.
Десять лет назад обязательное управление облигациями ограничивалось инкассированием купонов в ожидании срока платежей. Сегодня развилась целая финансовая инженерия, благодаря чему в банке объединения Генеральной французской страховой компании средний срок владения одной облигацией составляет не более нескольких минут, т. е. времени оформления покупки-продажи.
Новые богачи и новые бедняки
Новые богачи это финансовый рынок, старающийся работать по-английски. Новые бедняки это сдвиг на другом конце общества, происходящий в сторону неравенства по-американски.
В конце славного тридцатилетия неравенство во Франции существенно отступило. Об этом свидетельствуют две цифры. Первая измеряет расхождение в доходах, которое отделяет 10% наиболее удачливых французов от наименее удачливых.
В 1970 г. это расхождение достигло наименьшего уровня (3.12). Вторая оценивает владение недвижимостью: 10% наиболее богатых французов владели 05% недвижимости в I960 г. и 54% в 1985 г. Здесь также наблюдается значительное уменьшение неравенства.
Однако с 1984 г. мы наблюдаем обратную тенденцию. Расхождение в доходах возросло до 3.2 в 1988 г. Благодаря вспышке спекуляции недвижимостью, даже с учетом ее спада, отмеченного в 1992 г., а также исходя из оценки биржевых курсов доходы собственников недвижимости возрастали значительно быстрее, чем доходы от труда.
В этом плане Франция старается следовать примеру Соединенных Штатов. Департамент торговли в Вашингтоне подсчитал, что с 1980 по 1989 г. вознаграждения руководителей предприятий возросли на 260%, а зарплата наемных работников только на 50%.
Эти цифры выражают глубокие социальные перемены. Тенденция индивидуализации заработной платы на американский лад и стремление к большей гибкости толкает предприятия на то, что согласно принципам неолиберализма, применяемым к рабочей силе, как и к другим факторам производства, каждый вознаграждается из года в год, из квартала в квартал в зависимости от его реальной эффективности (или, как говорят экономисты, в зависимости от предельной производительности).
Это не просто изменение моды, но выражение логики растущего неравенства, являющегося следствием вновь применяемых так называемых естественных законов. Богатство, избавившись от комплексов, больше не скрывается, оно выставляет себя напоказ с бесстыдством, которое нас так шокировало в американцах.
Наряду с ростом богатства растет обеднение населения, появляется новая беднота, чего раньше во Франции не наблюдалось. Безработные, которые больше не имеют даже права на пособие, молодежь в поисках первой работы, подпольные или легальные иммигранты стали жителями предместий, которые с течением времени превратились в геометрически очерченное место для обездоленных, исключенных из общества.
Иногда мы видим, что из рук обанкротившегося государства эстафету берут, как например в Америке, частные благотворительные организации (например, бесплатные обеды в так называемых столовых от сердца). Пример столовых от сердца имеет символическое значение. И столовые и слово появились в восьмидесятые годы одновременно с такими выражениями, как дуалистическое общество, новые бедняки.
Они появились раньше, чем было создано новое министерство, и даже государственное министерство, огромной и трудной задачей которого является улучшение условий жизни на окраинах.
Окраины все больше становятся язвами Америки, это следствие пауперизации государства, И вот теперь перед Францией после разгрома социал-кольбертизма встает новый вопрос: не станет ли государство самым знаменитым из новых бедняков?
Бедность государства это не только потрескавшиеся картины и ржавеющие лифты. Гораздо больше эта бедность видна в нерасположении французов к общественным службам.
Еще вчера общественная должность считалась благородной, широко открытой детям из народа. Сегодня она унижена, неуважаема, деморализована в такой же степени, в какой и малооплачиваема. Родилась новая аристократия продавцов, спекулянтов и даже убийц, с тех пор как это слово приобрело положительный смысл. Эта знаковая фигура символизирует вступление в силу американских ценностей в Шестиугольнике. Теперь у нас даже доставка почтовых отправлений осуществляется плохо.
В Соединенных Штатах дела обстоят еще хуже, так как там интенсивно развивается новая индустрия частная почта. Владелец первой компании час* тного почтового сектора недавно посетил Швейцарию, чтобы купить там себе вторичную резиденцию.
Он вернулся недовольным. Швейцария не для меня, сказал он, в этой стране лучше всех в мире работает государственная почта.
С одной стороны неоамериканская, с другой рейнская модель это тоже дело доставки почты.
Франция нуждается в рейнской модели
Вернемся к основному. Роль предприятия сегодня стала столь важной (а иногда предметом споров, особенно во Франции), что настало время представить на суд общественного мнения и компетентных органов проект Декларации прав и обязанностей предприятия, наподобие проекта, разработанного для Европейского парламента господином Жаком де Фушье, почетным президентом компании Paribas, с помощью Александра де Жюньяка (см.
Приложение II).
Рейнская модель довольно хорошо отвечает требованиям установления равновесия между правами и обязанностями предприятия. Она воплощает, с одной стороны, капитализм с социальной защитой, а с другой капитализм с предприятием, рассматриваемым не только как сообщество капиталов, но и как сообщество людей.
Требования по этим двум пунктам являются для Франции особенно животрепещущими.
Если в течение многих лет мы слышим так много разговоров о проблемах социальной защиты, о больницах и пенсиях, так это несомненно потому, что, во-первых, в противоположность другим развитым странам, Франция еще не приступила к рассмотрению этих проблем; однако она сделала уже много в области укрепления денег. Во-вторых, причиной нерешенности социальных проблем является постепенное распространение идей неоамериканской модели, основанной главным образом на снижении налогов, что влечет за собой некоторое отступление в сфере социальной защиты, на которое Франция не захотела согласиться.
Далее мы увидим, что произошло бы, если бы вдруг было принято решение, что французы не будут платить более высокие налоги, чем американцы...
Чтобы сохранить социальную защиту, Франции нужна рейнская модель, что позволит укрепить мощь и финансовую стабильность ее предприятий. За последнее время под влиянием англосаксонского примера промышленная перестройка ускорилась, слияния и поглощения стали более частыми и более значительными. Они составили ?1 миллиард франков в 1986 г., 165 в 1987, 306 в 1988 г.
Лишь небольшая часть этих сделок проходила путем открытого предложения о покупке (ОПП). Этого метода поглощения, столь частого в англосаксонских странах, пока еще почти не существует в Германии и Японии. Но, может быть, именно во Франции сокращение ОПП имеет наиболее уничижительный смысл, оно автоматически ассоциируется с понятием дикого капитализма. Регламентация проведения ОПП имеет целью защитить часть акционеров, представляющую собой меньшинство, против ночных набегов налетчиков (скупщиков акций).
Это в какой-то мере объясняется участием средств массовой информации, освещавших некоторые баталии, в частности два открытых предложения о покупке, выдвинутые последовательно в 1989 и 1990 гг. двумя крупными финансовыми компаниями: Suez о покупке Compagnie іп-dustrielle и Paribas о покупке Compagnie de navigation mixte.
Открытые предложения о покупке, выдвинутые во Франции французскими или иностранными компаниями или за рубежом французскими компаниями, практически никогда не сопровождались дроблением активов. Их цель в основном была чисто промышленной и соответствовала необходимости перестройки с учетом перспективы единого рынка.
В этом отношении наиболее блестящих успехов достигло, вероятно, объединение Schneider. В 1982 г. это был разнородный конгломерат разного рода деятельностей, зависящих в большой степени от государственных заказов и общественных субсидий.
Дефицит компании составлял 350 млн франков при биржевой капитализации в 250 млн франков!
Менее чем за десять лет объединение Schneider храбро рассталось со своими дефицитами и применило систематическую стратегию концентрации своей деятельности на базе электрической энергии, став первым в мире в области электроавтоматики, опередив такие фирмы, как Westinghouse, General Electric, Siemens, Mitsubishi. В 1990 г. его биржевая капитализация возросла в шестьдесят раз!
Эта необыкновенная реконверсия стала возможной благодаря поглощениям; их общее число превышает пятьдесят, все они были осуществлены дружественным путем, кроме случая с Тёіётесапщие. В 1988 г. объединение Schneider выставило весьма спорное открытое предложение о покупке компании Тёіётесапщие; эта компания была рентабельной и приводилась в пример как компания, в управлении и капитале которой участвовали ее работники. Признаюсь, в то время я сожалел о столь оперативной процедуре, будь это в Германии или Швейцарии, все было бы подготовлено без спешки с помощью банков.
Но в итоге подобная промышленная реконструкция была в интересах и самой компании Тёіётеса nique; сегодня ее позиции на мировом рынке значительно сильнее, чем в то время.
Весной 1991 г. было выдвинуто другое громкое открытое предложение о покупке; оно касалось американского общества Square D, пользующегося особым протекционистским статусом штата Делавэр, что позволяло ему использовать целый арсенал отравленных пилюль с целью защиты своей независимости. Кроме того, в рамках антитрестовской экспертизы компания Schneider должна была отправить в США более тонны документов, переведенных на английский язык.
