Место рынка в неоамериканской модели
Рейнская модель соответствует совершенно другому видению организации экономики, другим финансовым структурам, другому способу социального регулирования. Эта модель тоже не без недостатков, но ее особые характеристики сообщают ей стабильность, динамизм и силу, которые становятся все заметнее.
Об этой модели можно сказать так, как говорят о демократии в политическом плане: это, разумеется, худшая из экономических систем, если не считать всех остальных. Довольно любопытно, что если у международного общественного мнения рейнская модель не пользуется такой же популярностью, как неоамериканская, то совсем другое наблюдается, когда обращаются не к широкой публике, а к тем, кто определяет экономику.
В августе 1988 г. среди 300 глав предприятий в Европе была распространена анкета. Хотя затраты на рабочую силу в ФРГ значительно выше, чем где-либо, предпочтение большой части глав предприятий было бы отдано Германии, если бы они были должны покупать несколько больше за границей (Франция при этом занимает второе место, а Бенилюкс третье).
В некоторых основных пунктах рейнская модель значительно радикальнее отличается от неоамериканской, чем принято думать.
Место рынка в обеих моделях
Как не существует социалистического общества, где все блага бесплатны, так нет ни одного капиталистического общества, где все блага (и услуги) носят рыночный характер. Есть блага, которые по своей природе не могут ни продаваться, ни покупаться. Одни носят личностный характер, как дружба, любовь, великодушие, честь; другие по своей природе являются коллективными: демократия, общественные свободы, права человека, справедливость и т. д.
Нерыночные блага в основном одни те же в обеих моделях капитализма, за исключением религии, значимость которой в разных странах неодинакова.
Однако обе модели резко различаются между собой тем, какое место они отводят рыночным благам с одной стороны и смешанным благам с другой. Мы пытались представить это в несколько утрированном виде на приведенных ниже рисунках.
Они показывают прежде всего то, что в неоамериканской модели рыночные блага занимают значительно большее место, чем в рейнской. Зато смешанные блага, которые частично относятся к рыночным, а частично к общественным, более весомы в рейнской модели.
Кроме того, эти два рисунка содержат восемь примеров благ, которые рассматриваются по-разному, в зависимости от их отношения к рынку, в обеих моделях.
1. Религии. В рейнской модели религии функционируют как нерыночные учреждения (в Германии кюре и пасторы даже оплачиваются как чиновники из бюджета).
В Соединенных Штатах религии, число которых растет, все в большей степени управляются как смешанные институты, использующие все более изощренные методы рекламы через средства массовой информации и маркетинг.
2. Предприятие. В неоамериканской модели предприятие такое же рыночное благо, как и другие, в то время как в рейнской модели, наоборот, предприятие относится к числу благ смешанного типа: это в равной степени и сообщество людей, объединенных профессиональными интересами, и товар.
3. Зарплата. В неоамериканской модели зарплаты все более и более зависят от условий на рынке в данный момент, а в рейнской они в большой степени фиксированы в зависимости от факторов, не относящихся к производительности работника (диплом, старшинство, перегородки, установленные коллективными условностями в национальном плане).
Это рыночные блага, с одной стороны, и смешанные с другой.
4. Жилье также является в США почти исключительно рыночным благом. В рейнских странах, наоборот, социальное жилье часто находится в ведении общества, развивается по его инициативе, и на жилье в основном предоставляется дотация.
5. Городской транспорт. До некоторой степени ситуация аналогична, однако даже в США городской транспорт регламентируется.
Насколько мне известно, одним из редких примеров, когда городской транспорт полностью функционирует на основе свободной конкуренции, является Сантьяго де Чили: в этом городе чикагские парни генерала Пиночета добились того, что кто угодно может создать собственную автобусную линию и установить тарифы по своему выбору. Таким образом, в этом городе плотность автобусного движения самая высокая в мире, и отсюда повышенная загрязненность воздуха.
Но из-за частых и все усугубляющихся дефицитов городского транспорта в странах рейнской модели власти стремятся его приватизировать, что на рисунке представлено в виде стрелки в направлении прямоугольника рыночные блага.
?. Средства массовой информации, в частности телевидение, традиционно являющееся общественным в рейнских странах, также все больше уступают растущей приватизации; в то время как в США, наоборот, все каналы традиционно коммерческие, однако мы присутствуем при начале развития телевидения, финансируемого ассоциациями посредством добровольных взносов. Эти две противоположные эволюции представлены стрелками противоположного направления.
7. Образование в обеих моделях распределилось между всеми тремя категориями благ. Все же в неоамериканской модели доля образовательных учреждений, управляемых правилами рынка, значительно больше государственных и имеет тенденцию к увеличению, как указывает стрелка, идущая в направлении прямоугольника рыночные блага.
8. Здравоохранение. Как и сектор жилья, сектор здравоохранения, относится ко всем трем категориям благ, но рейнская модель вдвойне оригинальна: с одной стороны роль общественных больниц и кассовой медицины, связанной с системой социальной защиты, намного значительней, чем в неоамериканской модели; с другой в противоположность англосаксонским, а также латинским странам в рейнских странах не наблюдается тенденции к уменьшению роли общественных организаций в области как здравоохранения, так и образования в пользу рыночного сектора.
Этот пункт особенно значителен, так как чем больше капитализм стремится к созданию богатств за короткий срок, тем больше он рискует стать разрушителем долгосрочных социальных ценностей, если только он не будет введен в достаточно определенные рамки публичными властями и если в конкуренцию не вступят другие общественные ценности кроме денег. Это превосходно выразил Франсуа Перру.
Четкость функционирования любого капиталистического государства обеспечивается благодаря социальным секторам, которые не проникнуты и не руководствуются духом наживы и поисками еще бблыпей наживы. Когда высокопоставленный чиновник, солдат, должностное лицо, священник, деятель культуры, ученый одержимы духом наживы, общество рушится, любая форма экономики находится под угрозой, самые большие и самые благородные ценности жизни, такие как честь, радость, нежность, уважение к другим людям, не могут появиться ни на каком рынке, что создает шаткость положения определенной социальной группы. Дух, предшествующий возникновению капитализма и чуждый ему, в течение какого-то времени удерживает капитализм в определенных рамках. Но вследствие своего расширения и успешного развития капиталистическая экономика навязывает обществу новые представления о том, что заслуживает уважения и признательности масс, развивая у людей вкус к комфорту и материальным благам, подрывает традиционные институты и духовные структуры, без которых невозможен никакой общественный порядок. Капитализм использует и развращает.
Он гигантский потребитель соков тех растений, которые он не выращивает. (Le Capitalismе, coll. // Que sais-je? 1962).
Это по-настоящему пророческое высказывание. Вот один из конкретных примеров, который, прямо или косвенно, касается нас всех: переход юристов в США на сторону рыночных благ капитализма. В Японии судебное разбирательство считается позором.
Следует изыскивать любые компромиссы, чтобы избежать подобной крайности. В Европе вся традиция профессии Права и, в более широком смысле, свободных профессий заключается в том, чтобы оградить их представителей от нужды, чтобы они могли свободно посвятить себя без какой-либо материальной заинтересованности (т. е. не быть проникнутыми и одержимыми духом наживы) службе в интересах общества: праву для юридических профессий, здоровью для медицинских. Таковы принципы их профессии, их счесть.
Именно это понятие чести объясняет, почему адвокату и врачу не оплачивают стоимость их услуг, а платят гонорар.
Эта тысячелетняя традиция, восходящая к клятве Гиппократа, основополагающему принципу поведения, который ставит свободные профессии вне рынка, подверглась в США радикальным изменениям: отныне профессия адвоката стала индустрией, индустрией процессов.
Эта новая победа определенного типа капитализма недавно была подробно описана в академическом труде Уолтера Колсона (Walter Kolson. The Litigation Explosion. Truman Talley Books.
New York. 1991). Комментируя эту работу в книжном обозрении New York Times от 12 мая 1991 г., Уоррен Бергер, бывший Главный Судья Соединенных Штатов, подчеркивает, что эта беспрецедентная перемена восходит к 1977 году, дате, когда Верховный Суд разрешил адвокатам давать рекламу на телевидении. Последствия проявились немедленно: бурно развилась практика условных вознаграждений, которая для адвоката заключается в том, чтобы убедить возможную жертву доверить именно ему свое дело, предъявляя следующий довод: Я сделаю все возможное, чтобы добиться для вас возмещения убытков.
Если я проиграю процесс, вы не потеряете ничего, а если я его выиграю, вы мне возместите 20% (или 50%) суммы, полученной в возмещение убытков. Такова обычная практика дорожных происшествий: адвокат сидит рядом с водителем скорой помощи и спешит заставить пострадавшего подписать соглашение об условном вознаграждении.
Таким образом, число процессов против больниц и врачей возросло с 1970 г. в 300 раз; чтобы застраховаться от возможных рекламаций, некоторые врачи должны платить до 300 000 франков страховки в год!
Весьма логично, что некоторые из них также принимают новые капиталистические нравы. Поэтому уже не счесть американских женщин, достигших возраста менопаузы, которым их гинеколог не внушал бы мысли: Ваша матка отныне ничему не служит, я думаю, было бы хорошо ее удалить...
Социальные последствия подобного разгула капитализма таковы: в течение 80-х годов число федеральных судей, приговоренных за коррупцию и налоговые мошенничества, превысило соответствующее число за первые 190 лет истории Соединенных Штатов. Этика должностных лиц все с большим трудом сопротивляется духу наживы.
Но с того момента, как ваш адвокат начинает самостоятельно работать как homo oeconomicus (экономический человек), старающийся максимизировать свой доход, и, следовательно, рассматривает вас как потенциальную золотую жилу, которую можно эксплуатировать, втягивая в процессы; с того момента, когда, следуя той же капиталистической логике, ваш врач рассматривает вас как доходное дело, кому вы можете доверять? И чего стоит общество, разрушающее доверие?
Банковский капитализм
В рейнской модели нет ни оголтелых золотых мальчиков, ни жадной спекуляции; капитализм в основном находится в руках банков, и его судьба не разыгрывается в корзине.
Действительно, здесь банки играют в большой степени ту роль, которая в англосаксонской модели возложена на финансовый рынок и на биржу. Биржи Франкфурта или Цюриха играют относительно скромную роль по сравнению с британскими или даже французскими. Капитализация Франкфурта составляет меньше трети капитализации Лондона и в девять раз менее значительна, чем в Нью-Йорке или Токио. К тому же совсем до недавнего времени за Рейном не существовало ни опционов, ни срочных контрактов. И в целом немецкие финансовые рынки узки и малоактивны.
В ФРГ предприятия обычно ищут финансирования не на бирже и не у общественности, а у своих банкиров. Некоторые из этих предприятий (и не самые мелкие), как например Bertelsmann первое европейское издательско-типографское объединение, даже не получили биржевой оценки.
С этой точки зрения ситуация противоположна той, что наблюдается в Великобритании и США. И этот контраст смущает, когда думаешь о финансовом могуществе ФРГ и о динамизме ее экономики.
В чем причина подобного различия? Во-первых, это объясняется важностью банковского сектора в Германии. Всем известны названия Deutsche Bank (который контролирует существенную часть немецкой экономики), Dresdner Bank или Kommerzbank. Но лишь немногие догадываются о точных размерах их влияния. Оно основано на том, что, в отличие от США, деятельность немецких банков не ограничена никакими регламентациями.
Предназначение немецких банков универсально, т. е. они занимаются всем. Они предоставляют обычные кредиты и собирают налоги. Они вмешиваются в работу рынка акций и облигаций; они управляют наличностью предприятий; они также являются деловыми банками, советниками и операторами слияний и поглощений.
Они содержат сети экономической, финансовой и промышленной информации, предоставляемой ими в распоряжение предприятий. Следовательно, со своей клиентурой они устанавливают прочные и привилегированные отношения, отмеченные духом взаимной помощи.
Замещая рынки, немецкие банки прежде всего финансируют предприятия. Большая часть предприятий имеет свой домашний банк, который занимается финансовыми вопросами.
Все происходит так, как если бы банкиры говорили шефам предприятия: производите лучшую продукцию, продавайте больше и оставьте нам решения денежных проблем. В Японии эта интеграция еще более продвинута, т. е. объединения часто имеют свой собственный банк, и было бы почти так же справедливо утверждение, что банки (и страховые компании) имеют свои собственные объединения.
Сети перекающихся интересов
В Германии истинное рабочее сообщество банков и предприятий выходит за рамки строгих финансовых отношений. Действительно, очень часто банки являются акционерами предприятий. Это осуществляется двумя различными способами: путем прямого владения частью капитала или путем осуществления права голоса акционерами, имеющими свой счет в данном банке. Таким образом, объединив эти два способа получения права голоса, банки оказывают очень важное влияние на работу административных советов.
Приведем несколько примеров. Deutsche Bank держит четверть (т. е. доминирующее меньшинство акций) завода-гиганта Daimler-Benz, производящего автомобили, самолеты и двигатели, первого объединения строительства и дорожных работ Philipp Holz-шапп и лидера оптового сбыта Karstadt и т. д. Dresdner Bank и Kommerzbank контролируют, со своей стороны, более четверти капитала десятка крупных фирм.
И наоборот, большие промышленные объединения часто представлены в наблюдательных советах банков, основными акционерами которых они зачастую являются, даже если их собственные доли редко превышают 5%. Таков Daimler-Benz, держатель акций банка Deutsche Bank. Эти пересекающиеся участия образуют настоящую ткань, индустриально-финансовое сообщество, прочное и относительно закрытое. Это же мы наблюдаем в Японии.
Такое положение влечет за собой по крайней мере три последствия (все благоприятные) в экономическом плане.
Рассмотрим эти последствия. Во-первых, банкиры, в силу обстоятельств, озабочены долгосрочным развитием предприятий, с которыми они связаны давно и надолго.
В противоположность биржевым спекулянтам, которые каждый квартал во что бы то ни стало требуют результатов, немецкие банки работают по долгосрочным обязательствам. Они предоставляют долгосрочные кредиты, берут на себя риски, иногда значительные, чтобы поддержать самые трудные проекты.
Назовем в связи с этим Metallgesellschaft, который увеличил свою долю участия в горнодобывающей отрасли в тот момент, когда свирепствовал сырьевой кризис. Примером могут также служить швейцарские банки, вложившие значительные суммы в национальную часовую промышленность, когда она уже казалась обреченной.
Во-вторых, стабильный состав основных акционеров это фактор надежности и спокойствия для руководства. Стабильность состава акционеров обычно благоприятно сказывается на делах производства. Над руководством не висит дамоклов меч в виде угрозы нежелательного поглощения.
Оно может полностью посвятить себя управлению своими предприятиями, вместо того чтобы истощать свою энергию и попусту тратить время на бесконечные юридические комбинации, призванные защитить его от недружественного установления контроля над предприятием. В этом несомненно можно усмотреть один из факторов конкурентоспособности немецкой экономики.
И не только немецкой. В Японии капитализм сохраняет феодальные черты, но руководители японских предприятий также не живут в условиях постоянной угрозы реструктуризации, навязанной извне. В Швейцарии три крупных швейцарских банка играют роль, существенно отличающуюся от роли немецких банков. Но тем не менее, капитал предприятий также хорошо блокирован, так как швейцарский коммерческий кодекс позволяет предоставлять право голоса только в очень ограниченных пределах. В свою очередь Нидерланды располагают целым арсеналом средств противодействия нежелательным поглощениям.
Эти средства обеспечивают руководителям предприятий такую же безопасность.
Но относительное спокойствие, которым пользуются руководители предприятий в рейнской модели, не означает, что они могут почивать на лаврах или совершенно безнаказанно совершать ошибки в управлении. Твердое ядро акционеров, представлено оно банками или нет, играет роль контролера и уравновешивающей силы, которая может применить санкции к неэффективным руководителям и таким образом косвенно поддержать мелких акционеров.
В-третьих, в ФРГ существует сеть скрещивающихся интересов, сеть очень плотная, и в нее трудно проникнуть снаружи. Таким образом, экономика не является руководимой (слово дирижизм вызывает ужас в Германии), но она приводится в действие на основе согласия небольшим числом лиц, которые знают друг друга и регулярно видятся.
Важность личных связей часто представляется решающей. Она способствует тому, чтобы создать в Германии экономику, как в других рейнских странах, которая, какой бы открытой она ни была для торговых обменов в мировом масштабе, оставалась бы, тем не менее, столь же надежно защищенной в финансовом отношении от прямых внешних капиталовложений.
Когда предприятие попадает в затруднительное положение, банки спонтанно принимают германское решение проблемы. Именно это и произошло, когда объединение Kldckner-Werke попало в критическое положение: Deutsche Bank полетел ему на помощь.
Так же полностью разорившаяся фирма Nixdorf, производитель вычислительной техники, была выкуплена гигантом электроники фирмой Siemens, побужденной к этому действиями банков.
Можно представить, на какие трудности наткнется иностранный покупатель, который вознамерится сделать открытое предложение о покупке в условиях банковского контроля в этой стране.
Разумеется, нет правил без исключения, и репутация неуязвимости немецких предприятий для иностранных покупателей сегодня уже не так обоснованна, как вчера. В 1989 г. из 3 000 предприятий ФРГ, которые перешли в другие руки, 459 были приобретены иностранцами на сумму 20 миллиардов франков (вдвое больше, чем в 1988 г.).
Из них 63 операции выкупа контрольных пакетов акций были произведены в пользу французских покупателей (втрое больше, чем в 1986 г.). Но эти цифры не должны создавать иллюзий.
Большая часть этих приобретений падает на скромные или средние предприятия. В 1989 г. единственная операция выкупа контрольного пакета акций была связана с приобретением предприятия Соіопіа страховой компанией Victoire; эта покупка составила больше половины общей суммы французских капиталовложений в ФРГ. Внедрения французских компаний в Германию остаются вдвое менее многочисленными, чем немецкие внедрения во Франции.
Есть все предпосылки к тому, что эта диспропорция может увеличиться в пользу Германии.
Рейнская модель в основном остается довольно замкнутой в финансовом отношении, но прочной, и немецкая экономика находит в ней стабильность, необходимую и для своего развития, рассчитанного на долгий срок, и для конкурентоспособности. Как ни важен этот козырь, он не единственный.
Хорошо налаженное согласие
Авторы отчета президенту ЕЭС, написанного в ноябре 1?8? г., ФРГ, ее идеалы, интересы и запреты (В. Хагер и М. Мёлке, Ассоциации по европейским исследованиям), обнаружили, в основном, в германском обществе тенденцию избегать проблем, которые могли бы разобщить и поставить под вопрос согласие. Идентичная, и по крайней мере столь же сильная, тенденция чувствуется и в японском обществе.
Правда, эти два лидера мировой экономики, оба побежденные в последней войне государства, имеют одинаково острое сознание собственной уязвимости. В той и другой стране политическая демократия и экономическое благосостояние слишком недавно существуют, чтобы не быть хрупкими.
Отсюда легкость, с которой устанавливается специфическая социальная дисциплина, являющаяся одной из основных черт рейнской экономики.
Структура власти и организация управления в данной модели столь же специфичны, как и структура и организация капитала. Разделение ответственности здесь еще ярче выражено, чем где-либо. Это не демократура, восхваляемая Клодом Бебеаром, а настоящее соправление (cogestion) в различных формах, которое привлекает к принятию решения всех: акционеров, хозяев, окружение и профсоюзы. Соправление предписывается в Германии законом 1976 г. всем предприятиям с персоналом, насчитывающим более 2 000 человек.
Впрочем, термин соправление не очень точно выражает смысл немецкого слова Mitbestimmung, приведенного в законе. Правильнее было бы сказать совместная ответственность (согезротаЫШё).
Эта совместная ответственность весьма ощутимо присутствует на всех уровнях управления предприятием.
Наверху предприятия находятся две ключевые инстанции: правление, ответственное за управление в прямом смысле слова, и наблюдательный совет, избранный собранием акционеров и осуществляющий контроль за действиями правления. Этим обоим органам надлежит постоянно сотрудничать ря обеспечения гармоничного управления предприятием.
Существует система контроля и баланса между акционерами и правлением, которая позволяет каждому быть услышанным, без чьего-либо доминирующего влияния.
К этому разделению властей на верхнем уровне добавляется знаменитое соправление (или совместная ответственность) с персоналом. В Германии соправление с персоналом плод давней традиции, восходящей к 1848 году. Оно осуществляется через совет предприятия, аналогичный французским комитетам предприятий, но с более широкими полномочиями. К совету обращаются при решении всех социальных вопросов: это подготовка кадров, увольнение, штатное расписание, способ выплаты заработной платы, организация труда. По всем вопросам должно быть обязательно достигнуто соглашение между высшим руководством и советом предприятия.
Сотрудники предприятия в Германии располагают другим способом выражения своего мнения и воздействия на администрацию наблюдательный совет, где заседают избранные ими представители. Со времени вступления в действие закона 1976 г., о котором мы упоминали выше, число этих представителей равно числу акционеров.
Разумеется, председатель наблюдательного совета обязательно избирается из числа акционеров, и в случае равенства голосов его голос станет решающим. Представительство и влияние сотрудников, работающих по найму, в одном из решающих органов предприятия значительны.
В подобных условиях общественный диалог воспринимается как императив, без которого предприятия не могли бы работать.
