Иноземцев - Капитализм, социализм или постиндустриальные общества
Сегодня марксистская наука, как ни банально это звучит, находится на критическом рубеже. Еще не так давно дружными аплодисментами встречались слова Ю.В. Андропова: Дело здесь, однако, совсем не в мнимом кризисе марксизма.
Дело в другом в неспособности иных теоретиков, называющих себя марксистами, подняться до истинных масштабов теоретического мышления Маркса, Энгельса, Ленина... (Ю. Андропов. Учение Карла Маркса и некоторые вопросы социалистического строительства в СССР.
Коммунист, 1983, 3, стр. 22).
События последних лет позволяют усомниться в правильности этого положения, тем более что иные из теоретиков, ранее называвших себя марксистами, в нынешнем отмежевании от марксизма видят верный залог собственной популярности. Безусловно, борьба идей представляет собой естественный процесс, однако отнюдь не способствует прогрессу науки наблюдаемая сейчас конфронтация между идеями, в большинстве случаев скорее декларируемыми, нежели доказываемыми.
С учетом вышеизложенного вполне понятно то внимание, которое уделяется проблеме определения сущности и исторического места современных обществ Запада. С одной стороны, ряд авторов пытается остаться в рамках тезиса о капиталистическом характере этих обществ, выдвигая понятия олигополистического, транснационального, интеграционного капитализма и т.д. Эта позиция предполагает признание сохранения ряда фундаментальных черт капиталистического способа производства, но как следствие снижается внимание к наиболее глубинным процессам, происходящим в западных обществах.
С другой стороны, на этом фоне подкупающей оказывается концепция, изображающая современные западные общества как такие, в которых больше элементов социализма, чем в странах, традиционно называемых социалистическими. Усиливающаяся экспансия западных ценностей, переход стран Восточной Европы на западный путь развития все это укрепляет позиции ряда немарксистских, либеральных теоретических направлений.
При этом невозможность адекватного ответа со стороны исследователей, считающих признаком марксистского подхода обязательное признание капиталистического характера западных обществ, объективно дискредитирует их как неспособных развивать марксизм на его собственной основе.
Поэтому сейчас необходимо ради сохранения марксизма как серьезного научного учения проанализировать наиболее существенные изменения, происшедшие в западных обществах в последние десятилетия. Отвлекаясь от анализа изменений в поверхностных формах производства, распределения и обмена, а также в политических структурах, мне хотелось бы обратиться к тем явлениям, которые часто оказываются вне поля зрения многих советских авторов.
Прежде всего следует отметить, что принципиальным изменениям в последние десятилетия подвергалось не только само материальное производство в его разнообразных формах, но и сам человеческий труд как его глубинная основа.
Во-первых, быстро изменяется система мотивации человеческой деятельности. Одним из важнейших положений, выдвинутых К. Марксом применительно к капитализму, является положение о существовании в этом обществе экономического принуждения работника к труду.
Это означает, что главным стимулом является получение необходимых жизненных средств, материального вознаграждения. К. Маркс в связи с этим справедливо отмечал, что при капитализме трудящийся даже не считает труд частью своей жизни; напротив, трудиться значит для него жертвовать своей жизнью (К. Маркс и Ф. Энгельс.
Соч., т. 6, стр. 432).
Однако ныне это положение далеко не в полной мере соответствует действительности. Несмотря на то, что покупка и продажа рабочей силы сохраняются в системе отношений западного общества, мотивация деятельности более не сводится к утилитарной цели получения материального вознаграждения. В шкале ценностей работника этот момент постепенно смещается с доминирующих позиций на относительно малозначимые; по данным буржуазных социологов, материальное вознаграждение сегодня занимает среди факторов мотивации труда шестое десятое место.
Уже традиционно стали наиболее значимыми такие факторы мотивации, как удовлетворение, получаемое непосредственно от самой деятельности, связанные с ней возможности самовыражения и самосовершенствования, а также общественное признание.
Все эти обстоятельства позволяют говорить о замене экономического принуждения к деятельности неким более комплексным социальным типом принуждения, когда вся совокупность общественных условий жизни человека вызывает необходимость деятельности как обязательного условия его существования в качестве полноправного члена общества. Определяя вслед за А. Маршаллом труд как всякое умственное или физическое усилие, предпринимаемое частично или целиком с целью достичь какого-либо результата, не считая удовлетворения, получаемого непосредственно от самой проделанной работы (А.
Маршалл. Принципы политической экономии. М., 1983, т. I, стр. 124), западные философы и социологи отмечают, что новый, надутилитарно мотивированный тип деятельности следует рассматривать уже не как труд, а как творчество.
Такой подход в последнее время находит определенную поддержку и у советских исследователей.
Во-вторых, изменяется не только мотивация, но и цели деятельности. Этот аспект проблемы особенно широко комментируется на Западе сторонниками теории постиндустриального общества.
Отмечается противопоставление целей общения целям производства (Д. Белл), целей самосовершенствования совершенствованию материальных благ (Ф.
Нюрнбергер), целей удовлетворения внутренних потребностей стремлению к материальному вознаграждению (М. Элвессон) и так далее.
Современная деятельность действительно серьезно отличается от труда в XIX веке, и не следует недооценивать ту роль, которую играют самосовершенствование и самореализация личности в качестве как мотива, так и цели деятельности на Западе. Творческий характер современной деятельности имеет огромное, если не основное, значение для объяснения современного уровня производства и уровня жизни в наиболее развитых странах. Творческий характер деятельности не следует ставить на одну доску с развитием производительных сил, ибо именно он сам определяет технический и всякий другой прогресс как его основная предпосылка. И К. Маркс был, безусловно, прав, когда, описывая будущее общество, говорил о нем как о таком, где вместе (курсив мой.
В.И.) с всесторонним развитием индивидов вырастут и производительные силы... (К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 19, стр.
20) принципиально иного порядка.
В-третьих, в последние годы время труда как деятельности по внешнему принуждению и время отдыха как деятельности, обусловленной внутренними мотивами, оказывается в отношении, обратном привычному. Не говоря о том, что по своим характеристикам труд и деятельность в свободное время (leisure activity) сближаются, нужно отметить, что продолжительность рабочего времени в развитых странах Европы составляет не более двух тысяч часов в год, тогда как свободное время превышает две тысячи сто часов в год (см. H. Glaser. Das Verschwinden der Arbeit.
Die Chancen der neuen Taetigkeitsgesellschaft. Duesseldorf, 1988, S. 176).
На основании этого обстоятельства и многих других фактов западные социологи нередко делают вывод, что общество, основанное на труде, трансформируется в общество принципиально иного типа.
В данном случае нельзя не вспомнить очень редко цитируемые в советской литературе слова К. Маркса: Труд по своей сущности есть несвободная, нечеловеческая, необщественная, обусловленная частной собственностью и создающая частную собственность деятельность. ... Частная собственность есть не что иное, как овеществленный труд. Если частной собственности хотят нанести смертельный удар, то нужно повести наступление на частную собственность не только как на вещественное состояние, но и как на деятельность, как на труд (К.
Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 42, стр.
242). На мой взгляд, не следует ни замалчивать, ни отрицать данное положение К. Маркса, так как многие явления, происходящие сегодня в наиболее развитых обществах, показывают соответствие марксовых идей тенденциям, разворачивающимся в современном мире.
Кроме модификации самого процесса деятельности, ее внутренней организации, происходят весьма существенные изменения и в том, где и как прилагается совокупный труд общества. Этот вопрос не может быть сведен к проблеме технических и технологических сдвигов и отнесен к более общему вопросу о производительных силах, так как он имеет исключительно важные следствия для развития производственных отношений современного западного общества. Все большее количество работников занято в сфере, производящей не материальный продукт, а различного рода услуги.
Еще в начале 80-х годов только 12 процентов рабочей силы США было занято непосредственно в производственных операциях (см. J. Naisbitt. Megatrends.
The New Directions, Transforming Our Lives. N.-Y., 1984, p. 5), а к концу этого десятилетия одна только сфера оптово-розничной торговли по количеству занятых в ней опередила все отрасли материального производства, вместе взятые.
Снижение доли материального производства в структуре занятости и национального дохода составляет весьма характерное явление для экономики наиболее развитых стран. Если за последние 40 лет прирост занятых в материальном производстве в США составил 35 процентов, то прирост занятых в сфере услуг за тот же период составил 500 процентов.
За последние 20 лет темпы роста занятости в сфере собственно услуг превышали таковые в материальном производстве в 24 раза; между тем в последние годы всякие сравнения такого рода становятся иррациональными на фоне абсолютного снижения числа занятых в материальном производстве. С 1977 по 1990 год в США количество лиц, работающих в материальном производстве, сократилось на 580 тысяч человек, тогда как их число в сфере услуг возросло в целом на 24,5 миллиона человек (рассчитано по: Employment and Earnings. U. S. Bureau of Labor Statistics. Wash., 1990, 9, September. Table B-1, p. 73).
В 1988 году темпы роста производства в десяти наиболее преуспевающих компаниях по производству услуг в США составили от 41 до 170 процентов, а чистая прибыль в некоторых из них превысила 1 миллион долларов на одного занятого. Таким образом, указанные тенденции нарастают.
Однако сами по себе они не были бы столь значимы, если бы не еще один момент.
Важнейшим фактором, воздействующим на современные производственные отношения и отражаемым развитием сферы услуг, является невоспроизводимость создаваемого продукта. В данном случае речь идет не столько о замене крупномасштабного производства мелкосерийным и индивидуальным, сколько о том, что ряд продуктов является уникальным как в аспекте их производства, так и в аспекте их потребления. В сфере услуг можно выделить сферу субъект-субъектных взаимодействий, куда входят образование, здравоохранение, культура, наука и в которой результат деятельности формируется вследствие взаимодействия производителя и потребителя, обладает уникальными свойствами, заранее неизвестен и впоследствии не воспроизводим.
Эти отрасли сферы услуг демонстрируют сейчас наиболее быстрое развитие в западном мире. Невоспроизводимость продукта обусловливает и степень развития той или иной отрасли материального производства: отмечено сокращение производства и занятости в отраслях, создающих наименее индивидуализированный продукт, в добывающей промышленности и сельском хозяйстве, и быстрый рост производства в строительстве, использующем преимущественно индивидуальные проекты.
В данном случае можно отметить, по крайней мере, два обстоятельства, опровергающих представления о западном обществе как о чисто капиталистическом. Нужно отметить и это первое, что стоимость всякого товара... определяется не тем необходимым рабочим временем, которое заключается в нем самом, а рабочим временем, общественно необходимым для его воспроизводства (К. Маркс и Ф. Энгельс.
Соч., т. 25, ч. I, стр. 153). Это важнейшее положение марксовой теории стоимости. Поэтому на основе марксовых методологических принципов не может быть исчислена стоимость продукта или услуги, само воспроизводство которых не представляется возможным. Помимо этого значительная часть продуктов в современном обществе несопоставима еще и потому, что создателем их в большей мере является творчество, нежели труд.
И поэтому несколько поверхностными кажутся утверждения, что изменения в действии закона стоимости в условиях современного капитализма заключаются прежде всего в том, что цены колеблются не вокруг обычных, а вокруг модифицированных, монопольных, цен производства.
Второе обстоятельство связано с тем, что согласно традиционной марксовой методологии большинство работников в странах Запада следует признать непроизводительными. Если, как это зачастую предпринимается в советской экономической литературе, предположить, что эти работники не создают стоимости, то степень эксплуатации в материальном производстве должна составлять многие сотни процентов. Между тем начиная с конца 70-х годов, когда она не превышала 90 процентов для развитых стран Европы (исключение Нидерланды), данная величина имеет устойчивую тенденцию к снижению.
Степень эксплуатации труда, создающего невоспроизводимый продукт, не может быть исчислена, как неисчислима сама стоимость этого продукта; если же мы имеем дело не с трудом, а с творчеством как с деятельностью ради самореализации личности, то эти категории тем более являются анахронизмами. Таким образом, теория стоимости, основанная на труде, отражает сегодняшнее положение вещей лишь в той мере, в какой труд, создающий воспроизводимый продукт, еще является формой деятельности в западном мире, но не более того.
На мой взгляд, не следует перечислять далее новые черты современного западного общества. Нашей целью является определение его исторического места в рамках марксовой методологии.
Поэтому мы должны обратиться к теории исторического прогресса, тем более что здесь немало еще серьезных упрощений марксовой концепции.
В работах К. Маркса для обозначения основных ступеней развития цивилизации используется термин общественная формация (Gesellschaftsformation). К. Маркс говорит о трех общественных формациях: первичной, вторичной и третичной, которые также обозначены им как архаическая, экономическая и коммунистическая соответственно. Таковая марксова терминология. Основными критериями выделения трех формаций являются наличие или отсутствие частной собственности, классов и товарного производства. При наличии этих признаков мы имеем дело с экономической общественной формацией (oekonomische Gesellschaftsformation, formation economique de la sociètè), а при отсутствии их с архаической, как предшествующей экономической, или же с коммунистической, как следующей за экономической, общественными формациями.
Понятие общественной формации не совпадает в хронологическом аспекте с понятием способа производства в противоположность тому, как это принято в советских исследованиях по историческому материализму.
Соподчинение этих понятий мы можем в классическом виде наблюдать на примере известного высказывания К. Маркса о том, что в общих чертах, азиатский, античный, феодальный и современный, буржуазный, способы производства можно обозначить, как прогрессивные эпохи экономической общественной формации (К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 13, стр. 7).
Нетождественность понятий общественной формации и способа производства здесь достигает высшей ступени: внутри экономической общественной формации, по теории К. Маркса, сменяются по меньшей мере четыре способа производства. К. Маркс и Ф. Энгельс выделяют несколько способов производства не только в экономической, но и в архаической и коммунистической общественных формациях.
Марксова теория рассматривает общественное развитие как смену трех универсальных для всех народов общественных формаций и значительно большего числа способов производства, большинство которых не обладает свойством универсальности. Впоследствии, когда В.И. Ленин предпринял неправильный перевод только что цитированного отрывка из работы К. Маркса, трактуя его следующим образом: Рассматриваемые в общих чертах азиатские, античные, феодальные и новейшие, буржуазные, производственные порядки могут быть рассматриваемы как прогрессивные эпохи в истории экономических формаций (курсив мой.
В.И.) общества (Полн. собр соч., т. 1, стр. 136), возник термин общественно-экономическая формация. В работе Карл Маркс В.И.
Ленин исправил неточность перевода, но возникший в 1894 году термин общественно-экономическая формация был подхвачен советскими исследователями, наполнен теоретическим содержанием в дискуссиях 30-х годов и закреплен в работах И.В. Сталина в виде деления общества на пять общественно-экономических формаций, существующего и по сей день.
Истинно марксистское видение данной проблемы только начинает возрождаться.
Соответственно оказалась искаженной и теория революции. В той же степени, в какой К. Маркс различал общественные формации и способы производства, он различал также революции социальные и политические. Согласно К. Марксу, социальная революция порождается противоречиями между производительными силами и производственными отношениями и опосредует смену общественных формаций.
Этот термин используется либо для обозначения распада общинных связей и образования классов, либо для описания революции коммунистического типа. Между тем в рамках определенной общественной формации не возникает решительного противоречия между производительными силами и производственными отношениями. В этот период всякое (курсив мой. В.И.
) изменение производительных сил людей необходимо ведет за собой изменение в их производственных отношениях (К. Маркс и Ф.
Энгельс. Соч., т. 4, стр. 144).
Революции, происходящие внутри экономической общественной формации, как, например, буржуазная революция, вызываются противоречиями между базисом, то есть развивающимися в относительном соответствии производительными силами и производственными отношениями, и надстройкой.
Это обстоятельство непосредственно отмечается К. Марксом и имеет серьезные практические подтверждения. Например, за последние 50 лет перед Великой французской буржуазной революцией рост производства во Франции составил: в угольной промышленности 700 800 процентов, общий рост экспорта в 3 раза (см. Ж. Жорес. Социалистическая история Французской революции.
М., 1976, т. I, кн. первая, стр. 210, 211).
Развитие промышленности, сопоставимое по темпам с ее развитием в XX веке, не дает основания говорить об обостренном в этот период противоречии между производительными силами и производственными отношениями, сковывавшем развитие экономики. И К. Маркс был, несомненно, прав, объясняя причины буржуазной революции указанием на противоречие между базисом и надстройкой.
Это подтверждается и тем, что после революции имело место не возникновение качественно новых отношений, а лишь экспансия вширь уже существующих. В марксовой теории, таким образом, социальные революции отделяют друг от друга общественные формации, а политические революции разделяют способы производства внутри единой экономической общественной формации.
Основоположники марксизма создали также оригинальную концепцию генезиса классов. Данная теория предполагала два пути образования классов путь революционный, когда община разрушается изнутри, и путь эволюционный, когда над общиной возвышается слой управляющих ею лиц, постепенно становящийся господствующим классом.
Суть данной концепции классообразования может быть сведена к тому, что пути движения отдельных народов различны тогда, когда осуществляется переход от зрелого состояния одной общественной формации, какой для архаической формации является позднеродовая община, к зрелому состоянию другой формации, каким для экономической формации является капитализм. Только зрелые формы выражения закономерностей той или иной общественной формации суть исторические типы обществ, свойственные всему человечеству. Поэтому марксова концепция, не отождествляющая способ производства и общественную формацию, политическую революцию и революцию социальную, является концепцией полилинейной, в основах своих признающей многовариантность общественного развития.
В нашей идеологии, начиная с И.В. Сталина, утвердилась монолинейная картина исторического прогресса, что сделало ее несопоставимой с реальными представлениями К. Маркса.
Переходим теперь к выводам. К. Маркс создал концепцию исторического прогресса, отличающуюся от сегодняшних представлений по ряду направлений. Во-первых, она не монолинейна. Во-вторых, способы производства не отождествляются с общественными формациями. В-третьих, социальные революции отличаются от политических как по своим предпосылкам, так и по следствиям.
В-четвертых, терминологический аппарат К. Маркса более совершенен, чем нынешний, так как он показывает, что деление на архаическую, экономическую и коммунистическую формации является делением совершенно другого уровня, чем выделение античности, феодализма и капитализма.
Поэтому настало время отвергнуть догмат, возникший однажды из сказанных применительно к конкретным условиям слов В.И. Ленина о том, что нельзя идти от капитализма вперед, не идя к социализму (т.
34, стр. 192). Это положение, воспринимаемое как общий, фундаментальный тезис, противоречит логике марксизма, так как он, с одной стороны, отрицает полилинейность прогресса и, с другой стороны, опровергает возможность постепенного преодоления закономерностей экономической общественной формации, иллюзорно обещая ее быстрый крах. Согласно теории К. Маркса, капитализм есть расцвет экономической общественной формации, и что же должно убеждать нас в том, что незамедлительный крах должен последовать именно в этом наиболее развитом состоянии?
Кто из сторонников подобного тезиса может привести пример самостоятельного уничтожения общественной формы в период ее полного расцвета?
Между тем именно фаза преодоления, отрицания закономерностей экономической общественной формации, фаза регресса этой формации и есть отражение того, что мы видим на примере современных западных обществ. Регресс этот воплощается в ряде моментов. Во-первых, экономическая общественная формация в своем прогрессивном развитии соответствовала развитию разделения деятельности; сегодня наметились противоположные тенденции. Во-вторых, экономическая формация характеризовалась в своем развитии нарастанием процессов отчуждения, вплоть до отчуждения труда; сегодня преодоление подобных тенденций очевидно. В-третьих, экономическая формация основывалась на постоянном развитии форм товарного обмена на основе закона стоимости, который сегодня резко сужает сферу своего действия.
В-четвертых, экономическая общественная формация устраняла все классовые перегородки, пока не поставила друг против друга буржуазию и пролетариат; сегодня классовая структура западных обществ начинает усложняться. На мой взгляд, даже этого достаточно, чтобы отчетливо увидеть попятную тенденцию, обусловливающую регресс экономической общественной формации, регресс, предполагающий не упадок общества и производства, а лишь преодоление наиболее характерных для этой общественной формации отношений и закономерностей.
Итак, положение о том, что за капитализмом не может следовать ничего, кроме социализма, не является доказанным. Поэтому даже если предположить, что сейчас на Западе нет капитализма, то из этого не вытекает признание наличия там социалистического общества. На Западе выход из такого положения многие исследователи находят на пути создания теории постиндустриального общества. В рамках такой концепции западные социологи и футурологи сумели сделать большой рывок в осмыслении современной ситуации, и трудно переоценить значение этой теории как инструмента научного познания.
Однако само деление истории на периоды аграрного, индустриального и постиндустриального общества слишком условно и не может быть сопоставлено по своей глубине с марксистской исторической концепцией. И потому, на мой взгляд, необходимо, в полной мере осознавая превосходство теории постиндустриального общества над утверждениями о существовании на Западе традиционных измов: капитализма или социализма, отдать предпочтение новой концепции, которая может быть создана на основании марксовых представлений.
Исходными пунктами для определения природы современного западного общества будут следующие. Во-первых, само его существование закономерно, так как после достижения экономической общественной формацией своей высшей точки многовариантность общественного развития объективно возрастет. Поэтому современные западные общества суть не пережиток прошлого, а принципиально новая система, сосуществующая с обществами, называемыми социалистическими.
Во-вторых, западные общества обнаруживают тенденции, обратные тем, которые имелись на восходящей фазе экономической общественной формации, и, следовательно, представляют собой ее нисходящую фазу. Как элемент таковой, они не могут быть включены в капиталистический способ производства, который есть последняя фаза прогресса экономической общественной формации.
В-третьих, данные общества возникли из капиталистического способа производства эволюционным путем и, следовательно, не являются элементами новой общественной формации, а входят в экономическую общественную формацию; поэтому они не могут быть названы социалистическими.
Следовательно, единственным теоретическим объяснением природы современных западных обществ с марксистских позиций является утверждение о том, что они составляют особый, посткапиталистический способ производства, первый из представляющих регрессивную фазу экономической общественной формации и пятый из входящих в эту общественную формацию.
Здесь необходимо сделать еще одно замечание. Нельзя отрицать того, что в западных обществах сохраняются в качестве существенных моментов наемный труд, товарное производство и извлечение прибавочной стоимости как цель производства. Однако эти три признака никогда не могли и не определяли капитализм. При их отсутствии мы получаем другой набор признаков: отсутствие наемного труда, нетоварный характер производства и прибавочный продукт как его непосредственную цель.
Эти признаки не дают основания для выделения одного, строго определенного способа производства; они равно применимы и к античному, и к азиатскому, и к феодальному способам производства. Данные признаки определяют только то, к какой фазе экономической общественной формации восходящей или нисходящей, прогрессивной или регрессивной относится тот или иной способ производства.
Поэтому сохранение этих признаков не противоречит предположению о существовании посткапиталистического способа производства.
Одно из возможных определений посткапитализма представляется мне следующим. Посткапиталистический способ производства есть способ производства, принадлежащий к регрессивной фазе экономической общественной формации и потому основывающийся на товарном производстве, наемном труде и экономической эксплуатации. Он характеризуется относительным преодолением отчуждения труда, возникновением социального принуждения к деятельности, доминированием производства невоспроизводимых благ и услуг, заменой многих видов труда творческой деятельностью, смягчением классового противостояния в обществе и распространением контроля общества над производством с учетом общественной полезности создаваемых благ и услуг. Данное определение не является системным и комплексным.
Сам посткапиталистический способ производства находится пока в стадии своего становления, а не развивается как самостоятельная комплексная система. Поэтому его закономерности, в частности, его основной экономический закон, основное производственное отношение и некоторые другие моменты, не могут быть выделены в чистом виде.
Само название посткапиталистический способ производства также отчасти условно, потому что оно не несет позитивного оттенка, а акцентирует внимание на отличиях данного общества от традиционного капитализма. На мой взгляд, лишь формулирование основ новой концепции, а не ее полное построение, не только является насущной задачей сегодняшнего дня, но и исчерпывает нынешние теоретические возможности.
Принципиально невозможно создание завершенной теории объекта, который продолжает еще свое собственное развитие.
В заключение следует отметить, что представление о посткапиталистическом способе производства существенным образом изменяет наше понимание не только современного западного общества, но и того общества, в котором живем мы сами. Современная эпоха характеризуется возрастанием многовариантности общественного развития, столь характерной для переходных между общественными формациями периодов. В нынешней ситуации возможна реализация различных путей исторического развития, и нет оснований считать одни из них заведомо предпочтительнее других.
Все они имеют сегодня перспективу, за исключением тех, которые ориентированы на копирование способов прогресса с ранее имевших место в других условиях. И это обстоятельство, вытекающее из марксовой теории общественных формаций, вызывает значительную обеспокоенность перспективами перестройки, которая нередко обнаруживает склонность к слепому подражательству при отсутствии четких ориентиров. Образцом же для подражательства выступают представления о капиталистическом способе производства как о естественной форме организации производительных сил в условиях рыночной стихии. Но этот способ производства, к которому мы сегодня объективно движемся и которого, быть может, достигнем, не есть то, что видим мы сегодня на примере развитых стран Запада. Последняя система не создается в результате слепого действия стихийных рыночных сил.
Она порождается длительным историческим процессом, в ходе которого сознательным путем совершенствуются не только и не столько производительные силы и производственные отношения, сколько создаются возможности прогресса самого человека как уникальной и самосовершенствующейся личности. Именно человек отчетливо ставится сейчас в центр всей общественной системы, что делает современный процесс развития протекающим в направлении, противоположном тому, который указывает стихийно-рыночная система.
