Временная и пространственная избирательность харизмы
Психотерапия, казалось, пошла вначале тоже по пути, аналогичному пути авторитарного господства в политике. Как уже говорилось, первые получившие широкое распространение школы, классический гипноз и рациональная психотерапия, исходили из соображений безусловного подчинения пациента влиянию терапевта.
Вся дальнейшая история психотерапии развивалась под знаком преодоления такого положения дел, все больше и больше как бы уравнивая в рамках терапевтической процедуры ее участников. Пациент исподволь получал все больше возможностей не соглашаться, возражать, проявлять неповиновение, критиковать терапевта, выказывать агрессию в его адрес.
Как понятно из вышеприведенных построений, такое уравнивание в правах, такая либерализация шла параллельно процессу, так сказать, дезэзотеризации психотерапии.
Либеральные практики, однако, требуют всегда некоторых элементов принуждения. Внимательный наблюдатель, принимавший участие в работе самых что ни на есть либеральных групп встреч (не говоря уж о гештальттерапии), конечно, обращал внимание на то, что почти всегда там имеют место элементы несомненного давления со стороны терапевта, доводящего до сознания участников, например, идеи безусловного принятия и открытости в проявлениях чувств.
Правила этики такой психотерапевтической процедуры, заключающиеся, например, в запрете на интерпретирование поведения участников группы, в запрете на разговоры, не имеющие отношения к здесь и сейчас, конечно, требуют определенной жесткости. Харизматическому носителю идеологии такой терапии, скорее всего, будет очень трудно избежать твердости и настойчивости в формировании запретов, то есть придется проявить отчасти авторитарные черты в том, чтобы донести свои принципы до аудитории. Донеся же, он неизбежно возьмет на себя роль их хранителя, обрушивая на всех остальных либеральный террор;, требуя постоянно соблюдения равных позиций, жестко расправляясь с антиавторитаризмом.
Конечно, не обязательно дело будет обстоять именно таким образом, но и такое развитие событий очень трудно исключить.
Видимо, не будет неправдоподобным предположение, что для лучших харизматических показателей неплохо бы располагать одновременным сочетанием разнонаправленных тенденций. Полная определенность в поведении и идеологии ведет к тому, что идеи, отстаиваемые в борьбе, банализируются, пропаганда их становится однообразной, пространство для идеологического маневра суживается, возможности утилизации резко ограничиваются.
Самые толковые из харизматических стремятся сочетать в своей деятельности агрессивно-центробежное и умудренно-центростремительное, магически-эзотерическое и демократически-экзотерическое, авторитарно-волевое и либерально-попустительское начала.
Более того, другая, очень правдоподобная, гипотеза могла бы быть сформулирована, например, так: чем больше выражены присутствующие одновременно взаимно противоположные свойства по каждой отдельной из шкал, тем более сильным будет харизматическое воздействие человека, их в себе сочетающего. Обстоятельство, которое приводит нас к этому выводу, общеизвестно.
Харизматическое влияние предполагает у тех, кто его воспринимает, наличие хотя бы каких-либо элементов так называемого измененного состояния сознания. Наличие противоречивых, парадоксальных черт в образе харизматического или в его пропагандистской деятельности безусловно намного больше работает на такое изменение сознания, подобно тому как парадоксы, внутренние противоречия оказываются действенными факторами наведения транса, например в известной технике запутывания в эриксонианском гипнозе. Не надо бояться быть противоречивым, надо только уметь убедительно объяснять такие противоречия. Такое умение, без сомнения, легко могло бы стать предметом специального тренинга.
Список же пропорций, определяющих свойства харизмы, остается открытым, и нет никакого сомнения в том, что он может быть дополнен новыми интересными соображениями.
* * *
Весьма важный аспект временная и пространственная избирательность харизмы. Почти всегда на лидерскую роль есть большое количество претендентов, из которых так или иначе отбираются немногие. К сожалению, нельзя бытъ харизматическим всегда и для всех. Существует нечто такое, что можно обозначить метафорой харизматическая волна, на которую потенциальный последователь может настроиться, но может этого и не сделать.
Без определенного созвучия носителя харизматических черт и его возможного последователя все разговоры о каком-либо влиянии становятся невозможными.
Очень непросто предсказать, какой именно человек окажется в поле действия той или иной харизмы. Здесь возможны только очень грубые прикидки, устанавливающие параллели между своеобразием образа лидера и приблизительным психологическим портретом возможного адепта. С одной стороны, здесь можно исходить из соображений идентификации с пастырем, то есть предполагать, что член будущей корпорации будет продвигать кого-либо на иерархическую вершину, руководствуясь признаками, ему самому свойственными.
С другой же стороны, выбор в этом деле может осуществляться по комплементарному сценарию, то есть лидер выбирается по свойствам, недостающим отдельному индивиду, каковой считает их если не совсем идеальными, то, во всяком случае, в высшей степени желательными и сожалеет об отсутствии их у себя самого.
Другую метафору, которая могла бы кое-что прояснить, можно обозначить как харизматическая ниша. Как идеология, так и образ нового лидера должен отвечать на определенный вызов времени, предлагая решение актуальных задач.
Потенциально харизматические свойства и идеи, жадно воспринимаемые в какой-либо одной исторической или корпоративной ситуации, могут оказаться совершенно невостребованными в другой. Неограниченный авторский произвол здесь, разумеется, невозможен.
Выбор идей и стратегий точно так же ограничен конкретной ситуацией, как выбор маски, имиджа своеобразием конкретной личности. Границы ниши очерчены порой достаточно жестко, и многое зависит от умения хорошо в них вписаться.
Итак, волна и ниша это метафоры, определяющие довольно приблизительно пространственные и временные рамки функционирования харизмы. Надо ясно понимать, что, как бы мы ни желали противоположного, харизма это не навсегда и не навечно.
В сущности, харизматический это тот, который смог оказать ограниченное влияние на некую ограниченную группу людей в определенный ограниченный отрезок времени, и не более того.
Другое небезынтересное дело исчисление харизмы. Для этого можно ввести понятие харизматический охват. Он может быть, если угодно, микросоциальным и макросоциальным.
Иначе говоря, лидер может вести за собой большую группу последователей, скажем, в государственном масштабе целую нацию, но, без сомнения, также можно считать харизматическим человека, признаваемого исключительно одаренным небольшой по размерам группой, к примеру религиозной сектой или же террористической группировкой. В психотерапии крупным лидером может считаться основатель и создатель большой психотерапевтической империи, персонаж вроде Фрейда или Роджерса, а мелким практикующий в небольшой деревушке целитель, то ли врач, то ли маг, собирающий, к примеру, в черной сельской бане всех окрестных истеричек, которые моют ему ноги, пьют (буквально!) с этого воду и избавляются таким образом от всех своих симптомов (пример взят из устного сообщения одного из коллег).
В обоих случаях имеет место вера в особые свойства, присущие каждому из терапевтов, оба могут быть признаны в той или иной степени харизматиками в нашем, разумном и взвешенном понимании. Разница в том, что за плечами транснационального императора серьезно обоснованная концепция, разработанная и систематизированная техника, в то время как у бедняги банщика ничего этого нет, а только лишь умение производить впечатление обладателя особых свойств, и то на весьма ограниченный круг. Этим же объясняются различия в объеме харизматического охвата. Исчисление харизматического охвата не такая уж и праздная задача, как это может показаться на первый взгляд.
Ясно, что такая арифметика обозначает размеры влияния, и несомненно может быть использована как выигрышный ход в полемических стратегиях.
Понятно, что сама школьная теория, ее эстетическая привлекательность, соответствие природе и правде, внутреннее богатство исправно работают на создание и усиление харизмы автора теории даже в случае его внешне нехаризматического сдержанно-неброского поведения. Теория (или техническая концепция) является сама по себе мощным харизмообразующим фактором, о чем мы говорили уже применительно к Фрейду. В сущности, всех харизматических психотерапевтов можно разделить на два типа: идеологи и виртуозы, и, как всегда в таких случаях, предположить, что есть и смешанный тип.
Идеологи создают новые теории личностей, новые концепции происхождения и преодоления проблем и болезней. Виртуозы работают только на своих технических приемах, эксплуатируя всячески свою харизму, не углубляясь серьезно в теоретическую проблематику. Они очень ловко могут продемонстрировать свои эктраординарные лечебные таланты, причем очень удобным для этой демонстрации материалом являются, к примеру, болевые синдромы (вспомним здесь любимое так называемыми целителями и знахарями заговаривание зубов), дерматологические синдромы (сведение бородавок), ну и, конечно, истерические параличи.
Эти виртуозы, являют собой в некотором роде маргинальный слой. Но самый распространенный тип крупного харизматического персонажа в истории психотерапии тот, что предлагает одновременно новую теорию личности и патологии вкупе с техническими нововведениями.
Не мешает, помимо всего прочего, задуматься и над тем, что происходит с харизмой после смерти ее носителя или после того. как он отойдет от дел. Второе случается достаточно редко, ибо ясно, что отойти от дел до того момента, когда уже совсем не в состоянии этому делу служить, значит безнадежно угробить свою репутацию харизматического лидера. Достойная при-чина оправдания отказа от работы на благо идеи в такой ситуации очень тяжелая болезнь (опять Фрейд), а еще лучше, конечно, смерть.
Итак, харизматического не стало, дело свое, однако, он после себя оставил и завещал его продолжать. При этом происходит передача не только идеи и налаженной системы, обеспечивающей ее распространение и процветание, но и части особых свойств человека, который это создавал. В религиозной и сакральной традициях передача эта происходит известно как: ...харизма священника через миропомазание, посвящение в сан, возложение рук; харизма короля, переносимая или укрепляемая через миропомазание и коронование (М. Вебер.
1988. с. 144).
Кроме того важно различать первичную и вторичную харизму. Первичная это та, что имеется у основателя традиции, вторичная та, которую получают его последователи как бы по наследству. Естественно, сила воздействия основателя религии на кого бы то ни было будет заведомо большей, чем у его наследников.
Точно так же создатель метода, отец-основатель направления в психотерапии, с любой точки зрения всегда более харизматический, чем все его последователи, вместе взятые. Они же осуществляют воздействие на других не только посредством унаследованных идей и техник, но и как бы переняв часть специфически особых свойств. Посвящение происходит посредством учебного анализа, участия в тренингах.
Очень важным обстоятельством является здесь наличие именно живого непосредственного контакта. Передача экстраординарного свойства, конечно же, может происходить только вживую, в рамках освященных традицией терапевтических ритуалов.
Никакие литературные штудии или даже теоретические семинары никак тут не могут помочь. Школа живет своей живой историей, позволяющей проследить цепь таких непосредственных контактов, ведущих в конце концов к легендарной харизматической фигуре отца-основателя. Школьная теория, технический ритуал, миф передается по цепочке вместе со свидетельством о прохождении учебного анализа или тренинга.
Чем дальше, тем больше происходит превращение того, чем школа была поначалу, в руках ее создателя, а именно вместилищем экзистенциальных смыслов автора, в, скажем так, просто метод.
Имеет смысл остановиться еще на одном немаловажном феномене. Мы его обозначили как харизматическое самоуничижение.
Вождь-политик, что мы видим на каждом углу, заботливо скрывает собственные амбиции, выставляя себя слугой народа, против своей воли и как бы нехотя берущего на себя делегированное ему бремя власти. Повествования, свидетельствующие о так называемой скромности, неприхотливости великих и простых вождей народов, являются зачастую неотъемлемой частью их биографических нарративов.
Разумный психотерапевт также зачастую склонен лицемерно преуменьшать силу своего воздействия на клиента и относить результативность терапии на счет собственных ресурсов последнего. Дискурсивная стратегия, выстраиваемая в таких случаях, сводится к тому. что, дескать, он, терапевт, сам якобы почти и не лечит, а только освобождает и направляет собственные природные силы пациента. Организм (или же личность, в зависимости от исходной концепции) делает свое дело сам, он же, терапевт, всего лишь помогает природе.
Несмотря на кажущееся самоумаление, коррумпирующая ценность такой позиции очевидна: пациенту отчетливо явлена исключительная мудрость человека, отнюдь не бросающего скудоумно-дерзкий вызов предустановленной гармонии, а, наоборот, кротко, но твердо исполняющего волю высших сущностей, которым он оказывается, таким образом, и сам причастен.
* * *
Предвидя наши сложности с уяснением того, что же представляет собой феномен харизмы, классики психологической науки немало потрудились над созданием концепций, проливающих свет на это дело. Обсуждение их вклада в интересующую нас проблематику следует начать, естественно, с Фрейда. Мы имеем в виду его труд Психология масс и анализ человеческого Я. Одна из основных идей этого сочинения сводится к тому, что в лидере любой искусственной массы (будь то войско или церковь) каждый из принадлежащих к этой массе видит как-бы отца или во всяком случае его отношение к этому лидеру сродни отношению ребенка к отцу (3. Фрейд, 1991).
Чувство преклонения перед лидером и зависимости от него идут рука об руку с желанием идентифицироваться с ним. Конечно, добавим мы, нет никаких сомнений, что основы взаимоотношений харизматического и его последователей начинают закладываться в родительских семьях.
Обстоятельства таковы, что вынуждают харизматического играть роль, которая сродни отцовской. Они не оставляют всем зависящим от него ничего другого, кроме как инфантильной позиции, одна из главных черт которой зависимость от авторитета, готовность ему подчиняться.
Это имеет место даже в том случае, когда лидер (политический или же психотерапевт) ведет идущих вслед за ним по направлению к состоянию, предполагающему личную автономность и ответственность, как это имеет место, например, в гештальттерапии. Этот случай предписывает некоторую степень харизматического самоуничижения, о чем шла речь выше, однако все равно это движение к освобождению происходит с его, лидера, подачи и под его плотным контролем.
Стать действительно свободным возможно только после разрыва с опекавшим тебя отцеподобным персонажем, подлинная ответственность предполагает неизбежно собственную отцеподобность. Это одинаково приложимо и к общественно-политической ситуации и к психотерапевтической, причем как к отношениям терапевт пациент, так и к отношениям терапевт ученик.
Кроме того, многое в динамике харизмы может быть понято при помощи психоаналитических концепций, в которых рассматривается история развития отношения индивидуума к окружающей его реальности. Так, Ш. Ференци пишет о стадиях бессознательного величия, магического величия жестов и др. (Ferenczi S., 1916, цит. по Блюм Г., 1996, с. 68), а X. Кохут о грандиозном Я младенца (Н.
Kohut, 1977). Психоаналитическая теория многое может прояснить здесь, отсылая нас к воспетому ею феномену младенческого всемогущества, которое берет свое начало в тот период, когда окружающий мир управляется криком, а любое желание, возвещенное этим криком, быстро удовлетворяется.
Часто повторяющееся в истории психотерапии восстание ученика против учителя, завершающееся уходом из родительской школы и созданием своей, очень хорошо может быть описано в духе динамики Эдипова комплекса и некоторых его преломлений. Отход от отца-учителя может рассматриваться как вполне адекватная метафора отцеубийства. Тут, на ум опять (см. выше) приходит ситуация первобытной орды, описанная 3. Фрейдом в Тотеме и табу. Там, как известно, отца-вожака, занимающего самое теплое место у костра, получающего лучший кусок мяса и имеющего самых молодых и красивых самок, убивают восставшие дети, после чего берут господство в свои руки.
В других, тоже заслуживающих внимания случаях такие же подросшие честолюбцы создают свои школы в психотерапии. Вообще, метафора отцеубийства является очень подходящей для обозначения в структуре биографического повествования ситуации, обозначающей точку начала путешествия харизматического в большой мир.
Не плохо вспомнить здесь и о таком психоаналитическом концепте, как нарциссизм. Без лишних разговоров ясно, что никакой ненарцистической харизмы не бывает, ибо, пока либидо не обратится на свой собственный источник (как это должно происходить в нарцистических ситуациях), трудно ожидать, что к этому источнику устремятся либидо других субъектов.
Психотерапевтическая реальность, формирующая и усиливающая именно профессиональный нарциссизм, как никакая другая терапевтическая практика, складывается в значительной степени под знаком встречи нарцистического и харизматического компонентов личности терапевта.
К.Г. Юнг, подобно 3. Фрейду, также предусмотрительно позаботился о своем вкладе в концепцию харизматического влияния. Среди описанных им архетипов наш интерес может привлечь Мана архетип духовного принципа, воплощенный в образе старейшего мудрейшего в волшебных сказках, хотя и с некоторыми оговорками.
Этот архетипический персонаж обычно дает герою решающий совет или наделяет, к примеру, неуязвимостью против вражеских козней, а то и снабжает неким волшебным оружием, исключительно действенным в любой ситуации (C.G.Jung. 1982, s. 412).
В других случаях он наставляет героя на верный путь, обучает особым тайным премудростям. В контексте нашего исследования получается так, что этот архетип можно рассматривать как один из бессознательных источников харизматических свойств, причем он имеет отношение к эремитической, центростремительной составляющей харизмы, Понятие инфляции, в значении, которое в него вкладывает К.Г. Юнг, тоже может помочь прояснить некоторые аспекты феномена харизмы: Расширение личности за пределы индивидуальных границ, происходящее путем идентификации с архетипом или, в патологических случаях, с какой-нибудь исторической или религиозной фигурой. В нормальных случаях проявляется своеобразным высокомерием и компенсируется соответственно чувством неполноценности (C.G.
Jung, 1982, s. 412).
А. Адлер, со своей стороны, более прозорливо, чем Фрейд и Юнг вместе взятые, предвидел грядущий интерес к харизматической проблематике, в особенности же когда писал о том, как в процессе терапии происходит раскрытие недостижимо высокой цели превосходства над всеми, стремления пациента к ее тенденциозному завуалированию, его стремление к власти над всем миром, его несвободы и враждебности к людям, порождаемых этой целью (А. Адлер, 1995, с. 78-79). Эти соображения затрагивают самую сердцевину, коренную сущность обсуждаемой нами темы, раскрывая реальные мотивы харизматического поведения, хотя эти мотивы и не являются для него абсолютно специфическими.
Нетрудно также провести параллель между темой компенсируемой неполноценности, одной из центральных в адлеровской терапии, и такими элементами харизмы, как описанные И. Шиффером неполноценность и бойцовская позиция. В основе теории индивидуальной психологии как раз и размещается взаимная зависимость этих двух моментов. С этой точки зрения харизматические особые свойства вполне могут вырабатываться в процессе преодоления детского чувства неполноценности. В любом случае такой мотив будет весьма притягательным для сочинителей биографий, описывающих жизненный путь харизматических персонажей.
Также не исключено, что в других случаях те же ощущения неполноценности вызывают ожидания и потребность особых свойств и готовят человека для их восприятия.
Другие психотерапевтические школы, с продвинутыми и богатыми техниками, интересны для нас скорее с точки зрения возможности практического овладения навыками харизматического поведения. Интерес в этом смысле представляют как психодрама, так и гештальттерапия, равно как и НЛП вкупе с эриксонианской терапией.
Однако обоснование и обсуждение весьма интересного проекта харизматического тренинга не входит здесь в наши задачи.
Еще одна область, откуда мы можем с пользой для себя позаимствовать метафоры, чтобы получше определиться с концепцией харизмы, клиническая психиатрия. Клинические авторы, как известно, описывают не только изолированные симптомы и синдромы, но и целостные клинические характерологические образы. Эти описания вполне приложимы не только к узко психиатрической сфере, но и к проблемам за ее пределами. Иначе говоря, мы сделаем несколько шагов по патографическому пути, о котором речь шла еще в первой главе.
Мы рассматриваем здесь клинические феномены в качестве метафор, собственно потому, что они не имеют прямого отношения к психическому статусу интересующих нас харизматических персонажей (реальных и возможных), но при этом помогают обрисовать стиль и направления их деятельности.
Так, К. Ясперс видел сущность истерической личности в том, что ...она имеет потребность казаться себе и другим чем-то большим, чем является на самом деле, и делать вид, что испытывает переживания в большей мере, чем она способна их испытывать (К. Jaspers, 1973,s. 570). Демонстративность является основным свойством истерической личности и тут же мы вспоминаем, как велика роль внешней, актерской, спектаклевой составной части харизматической деятельности, собственно того, что было обозначено выше как charisma of hoax.
Харизматический не только старается казаться чем-то большим, чем является на самом деле, но и, почти буквально следуя классическому определению К. Ясперса, всячески драматизирует свои идеи, поддерживая во всех, кто попадает в поле его влияния, особое, напряженное, состояние сознания. Речь идет о том, что К.Ясперс обозначил как энтузиастическая установка (K.Jaspers, 1922, s. 119-137).
To есть демонстрирует, что испытывает переживания в большей мере, чем способен испытывать.
Мы говорим здесь об истерии не как о клиническом феномене, а как о вполне пригодном материале для метафоры, которая, безусловно, обогатит наши представления об исследуемом предмете. То есть, речь вовсе не идет о том, что харизматический это непременно истерическая личность (чего, разумеется, в каком-то отдельном случае нельзя исключить), просто для существенных свойств харизмы истерия может служить иллюстративной моделью.
Справедливости ради надо сказать, что выраженные демонстративные черты чаще приходится наблюдать в общественно-политической жизни, чем в биографических портретах крупных психотерапевтов, которые разумно пытаются следовать принципу харизматического самоуничижения.
Вторая, также очень подходящая здесь клиническая метафора метафора паранойи. Самым характерным свойством параноиков является их склонность к образованию так называемых сверхценных идей, во власти которых они потом и оказываются: эти идеи заполняют психику параноика и оказывают доминирующее влияние на все его поведение.
