ТЕМПЕРАТУРА, КУЛЬТУРНАЯ МАСКУЛИННОСТЬ И ВНУТРИПОЛИТИЧЕСКОЕ НАСИЛИЕ
Можно предложить три возможных варианта реформирования постсоветской экономической жизни общества. Первый путь (назовем его национально-самобытным) был наиболее трудным для реформаторов. Ибо его реализация требовала от них глубокого знания уникальных особенностей национальной экономики, социальной структуры, национального менталитета народов России и их всестороннего учета в решении конкретных проблем макро- и микроэкономики.
В отечественной общественной мысли он был обоснован славянофилами, представителями русской религиозной метафизики и экономической науки конца XIX - середины XX вв. (В.П.Воронцов, Н.Ф.Даниельсон, Н.Д.Кондратьев, В.А.Базаров и др.). Второй путь предполагал реформирование экономики в рамках социалистической ориентации, то есть включение в ткань социалистической экономики рыночных рычагов ее регулирования.
Этот вариант был успешно реализован в Китае. Как известно, руководством страны был избран третий путь реформирования экономики. Он не требовал от реформаторов особых интеллектуальных усилий, достаточно было точно и в срок выполнять рекомендации международных финансовых организаций, которые были сформулированы в книге Исследование социалистической экономики, и прекрасно вписывался в тардовскую систему инновационного процесса: индивидуальные открытия, массовое подражание и иногда случайные столкновения между несколькими открытиями.
Понятно, что в рассматриваемом плане речь, конечно, идет о либеральной модели экономической сферы общества, которая применительно к России предполагала, во-первых, превращение государства в ночного сторожа, функции которого в хозяйственной жизни транслируются невидимой руке, обладающей способностью обеспечения ее спонтанного развития ко все более совершенным и благополучным формам. Во-вторых, кавалерийскую атаку на общественную собственность (тотальную приватизацию) с целью якобы создания среднего класса, являющегося гарантом стабильности общества. В-третьих, освобождение цен, то есть создание в экономике свободного ценообразования. Но оно не было дополнено либерализацией заработной платы, что привело в конечном итоге к беспрецедентному снижению уровня жизни населения страны.
В-четвертых, жесткое регулирование денежной массы, решительное снижение, вплоть до ликвидации, бюджетного дефицита.
В соответствии с третьим звеном тардовского механизма инновационного процесса, который предполагает выбор между несколькими противоречащими друг другу подражаниями, нынешние реформаторы должны с точки зрения здравого смысла имитировать Юго-восточную модель рыночной экономики. Ибо основными факторами их молниеносного взлета на самые высокие вершины мирового прогресса были умелое применение государственных методов организации производства; низкий децильный коэффициент в распределительных отношениях. Эти условия в предреформенной России, как известно, имелись.
Нелогичность мышления архитекторов реформы проявилась и в том, что выбор был сделан в пользу англо-саксонской, а не рейнской модели капитализма. В последней модификации капитализма, равно как и в Японии, многие блага (здравоохранение, образование, коммунальные услуги, городской транспорт и др.) лишь частично являются рыночными; широко используются государственные методы управления экономикой; общественная солидарность и дух всеобщего единства являются фактом общественного сознания народов Германии, Швеции, Швейцарии, Дании, Нидерландов.
В связи со сказанным выше, можно процитировать К.Н.Леонтьва, Ф.И.Тютчева, В.И.Иванова, И.А.Ильина, Г.П.Федотова, которые были принципиальными противниками либерализма и решительно выступали против механического копирования опыта западно-европейских стран. Отсюда мы можем легко прийти к выводу о высоком профетическом даре русских мыслителей и его откровенном игнорировании нынешним поколением западников.
Прежде чем, заняться вопросами взаимосвязи экономического и экзистенциального форм сознания в социуме, который уже почти десятилетие находится в области бифуркации, дадим определение экономического сознания и установим его основные характеристики. Экономическое сознание - это целенаправленное, опосредованное и обобщенное отражение субъектом экономической деятельности наиболее существенных связей в народном хозяйстве. Из приведенного определения экономического сознания следует, что оно имеет ярко выраженную экстравертивную направленность, а его содержанием является модус иметь, то есть обладать, но не быть. За последнее ответственны религиозное, моральное сознание и естественное право.
Отметим в связи с этим, что рационализация жизнедеятельности хозяйствующих субъектов, сведение их мотивации к эгоистическому интересу, абсолютизация релятивного и релятивизация абсолютного стали в ходе экономической реформы фактом массового экономического сознания. Все это привело к возрастанию расстояния (зазора) между ним и экзистенциональными формами национальной психеи. Невостребованность ценностей последних стала причиной потери духовных ориентиров развития экономической жизни российского общества, превращения экономики из средства в цель общественного развития.
Поэтому вопреки деидеологизаторским установкам нынешних либерал-реформаторов роль аттрактора российского социума стала выполнять симбиотическая экономическая идеология, в которой самым удивительным образом мирно уживаются догмы политической экономии марксизма и неолиберализма. Отсутствие в рамках экономического сознания его аутентичной специализированной сферы (идеологии) стало причиной того, что иррациональные элементы подсознания, удерживаемые ценностями коммунистической идеологии и репрессивным правом в социалистическом обществе, в первые годы либеральной реформы трансформировались в сознание. Появились и пассионарии (правда, с отрицательным зарядом), то есть представители финансовой олигархии, коррумпированные чиновники, которые объективировали дионисические начала бессознательной психики в своей деятельности. Результатом экстериоризации этих начал явилось возникновение абсурдной, извращенной и крайне несправедливой формы олигархического капитализма (Я.Корнай) с большим удельным весом теневой экономики.
Стоит отметить, что последняя воспринимается носителями массового экономического сознания как нормальное, а не аномальное явление. Такая аберрация субъективного мира хозяйствующих субъектов может быть легко объяснена с позиций социологической концепции французского социолога Э.Дюркгейма.
Отсюда ясно, что произошло перерождение экономического сознания большинства россиян, которое в еще большей степени увеличило разрыв между ним и ценностями экзистенциональных форм общественного сознания.
Но что же все-таки происходит с духовными ценностями народов России в условиях номенклатурно-криминального капитализма? По нашему мнению, уже сейчас в стране реализуется несколько сценариев их функционирования в ментальном пространстве экономической жизни общества. По первому сценарию ценности религиозной и нравственной форм сознания актуально включены в систему хозяйственной детерминации очень незначительной части населения.
Однако, их объективации десакрализуются в ложных онтологиях экономического бытия (например, в неформальной экономике). С точки зрения веберовской социологии экономического действия этих людей можно отнести к субъектам ценностнорационального типа экономического сознания.
В настоящее время субъективный мир хозяйствующих субъектов этого типа можно рассматривать в качестве эталона хозяйственной культуры.
В соответствии со вторым сценарием, у значительной части россиян экзистенциональные формы общественного сознания в результате воздействия на них превращенных форм экономической необходимости частично приобретают гедонистическую, эвдемонистическую и утилитарную направленность, что позволяет им успешно адаптироваться к условиям номенклатурно-криминального капитализма. Но установленное таким образом единство между экономическим сознанием и экономическим бытием этой извращенной модификации капитализма является релятивным.
Но оно будет всякий раз нарушаться, как только самые незначительные флуктуации в экономической, политической и духовной сферах социума, находящегося в зоне бифуркации, произведут в их субъективном мире соответствующие изменения. А пока мы можем констатировать, что они в своем большинстве обнаруживают спонтанное стремление к позитивным ценностям субъектов ценностно-рационального типа экономического сознания и одновременно к установкам морально-деградирующего субъекта целерационального экономического действия.
По третьему сценарию наиболее экономически и политически активная часть населения страны вытесняет ценности экзистенциональных форм сознания в глубины бессознательной психики. Ибо предрасположенность к ним исключает возможность результативной деятельности в криминализированной и коррумпированной экономике. Освободившись от них, они в силу своей испорченной природы по законам греха творят зло. Таким образом, второй раз в истории XX века абсолютные, вечные ценности в России превращаются в некие химеры и погружаются в глубины бессознательного, а общественное сознание оказывается захламленным псевдореформаторскими проектами, в котором не оказывается места для естественной экзистенциональной жизни личности и общества.
По веберовской классификации хозяйственных действий таких людей можно отнести к субъектам целерационального типа экономического сознания.
Поскольку российский социум, как мы отметили выше, находится в бифуркационном состоянии, постольку для него характерны не только стохастичность, неопределенность, неравновесность, но и противоречивость протекающих в нем процессов. Что это так, доказывается неравновесной дихотомичностью ментального пространства экономической жизни общества.
На основе всего вышеизложенного, схематично ее можно представить следующим образом.
| Первичные данные нравственно-сти (стыд, жалость, благого-вение) (I Д-1) | Антиподы первичных данных нравственности (бесстыдство, жестокость, нравственный ниги-лизм) (I Д-2) |
| Свобода для (положительная свобода) (2 Д-1) | Свобода от (негативная свобода (2 Д-2) |
| Альтруизм (3 Д-1) | Эгоизм (3 Д-2) |
| Соборность (4 Д-1) | Индивидуализм (4 Д-2) |
| Служение (5 Д-1) | Сервилизм (5 Д-2) |
| Справедливость (6 Д-1) | Несправедливость (6 Д-2) |
| Иерархизм (7 Д-1) | Лжеиерархизм (7 Д-2) |
| Экологическая духовность (8 Д-1) |
Экологическая бездуховность (8 Д-2) |
Не вдаваясь в детали обсуждаемой проблемы, можно сказать, что зло усиливает энтропийность российского социума и, наоборот, добро обеспечивает его негэнтропийность. Отсюда ясно, что следствием первого пути в конечном итоге является небытие (негативная необходимость), а второго направления эволюции общества - бытие.
Схематично сказанное можно представить следующим образов.
Бытие ... - Негэнтропия - Добро - Зло - Энтропия - ... Небытие
Изменения в соотношении между духовными основами общества и их антиподами, в пользу первой стороны этой дуальности, ведущие к истощению сил зла, и, соответственно, усилению негэнтропийности экономической сферы российского социума, возможны, во-первых, на пути превращения государства из ночного сторожа в репрессивный орган, решительно пресекающий любые проявления зла; во-вторых, в идеологическом обеспечении социально-экономических преобразований в современной России; в-третьих, в превращении хозяйствующих субъектов из носителей экономического сознания в субъектов экономической культуры. Рассматривая детали этого механизма, особое внимание обращают на себя на проблемы экономического обучения и воспитания. Не входя в подробности обсуждения этой темы, отметим, что в настоящее время центральным звеном учебного процесса в высшей школе является экономическое обучение, цель которого - формирование когнитивного элемента хозяйственной культуры.
Особенности экономических знаний, формирующихся в учебном процессе, состоят в том, что они имеют экстравертивную направленность, выражающуюся в благоговении перед жизнью (А.Швейцер) и почтительностью к бытию (М.Хайдеггер), дополненную модусом иметь (потреблять мир), а не быть (реализовывать себя в мире) (Э.Фромм). Поэтому не случайно, что когнитивный элемент экономической культуры являет собой образчик максимально рационализированной сферы рассматриваемого феномена.
Вышеназванные черты когнитивного элемента хозяйственной культуры являются причиной обращенности ее субъекта к экономической необходимости и соответственно дистанцирование от свободы и ценностей экзистенциональных форм культуры. Однако было бы ошибочно полагать, что рациональная составляющая когнитивного элемента экономической культуры не взаимодействует с высшими формами человеческой субъективности.
Она проникает в экзистенциональное поле личности и подобно болезнетворным бактериям умерщвляет живую ткань духовной культуры путем рационализации идеалов добра, истины, красоты и справедливости.
Опыт и факты доказывают, что у экономического человека, прельщенного, как мы установили, предметным (товарным) миром в рамках его хозяйственной культуры, безусловно, присутствует аксиологический элемент. Нетрудно предположить, что его основой являются императивы эмпирической (гедонистической, эвдемонистической, утилитаристской) этики, основные принципы которой были подвергнуты обстоятельной критике В.С.Соловьевым в конце XIX века.
Это в еще большей степени прилепляет такого человека к экономической необходимости и соответственно отделяет от свободы, что в конечном итоге превращает его в телесно-рациональное существо.
Анализируя феномен фетишизации массового сознания, мы придем к выводу о том, что экономический человек есть тупик человеческой экзистенции. Может быть, поэтому специфичность русской экономической мысли, в том числе и современной, Л.И.Абалкин видит в отрицании концепции экономического человека.
Суммируя теперь все сказанное, можно заключить, что когнитивный и аксиологический элемент экономической культуры в настоящее время представляет собой некую систему субъективности, сбалансированную на низшем уровне ментальной иерархии. Понятно, что ее объективации в хозяйственной деятельности не могут порождать ничего иного, кроме негативной рецидивирующей необходимости.
Каковы же основные направления снятия противоречия между рассматриваемой сферой экономической культуры и абсолютными ценностями, являющимися субстанциональным ядром подлинной культуры.
Мы полагаем, что эту проблему можно частично решить в процессе преподавания экономической теории в высших учебных заведениях, если в ее рамках, как предлагали еще в начале XX века С.Н.Булгаков и М.И.Туган-Барановский, выделять два параллельных учебных курса: политическую экономию в собственном смысле слова и технику, или, что то же, практическую социальную теорию в смысле прикладной этики.
Эти русские мыслители будто бы предчувствовали, что на смену экономической теории марксизма придет Экономикс с его математическими формулами и графиками, вызывающими шок у студентов-гуманитариев, а у их коллег с физико-математических факультетов чувство недоумения по поводу тривиальности его математического обеспечения. Но не только в этом состоит недостаток Экономикса. За его внешней наукообразностью обнаруживается воинствующий рационализм, исключающий возможность учета неэкономических факторов в функционировании хозяйства. Справедливости ради надо отметить, что попыткам монопольного внедрения Экономикса в учебный процесс некоторыми российскими учеными предлагаются альтернативные дисциплины: Экономика переходного периода (В.В.Радаев, А.В.Бузгалин - МГУ), Экономический строй России (В.Т.Рязанов -СПбГУ).
В них, в отличие от Экономикса делается акцент на изучение теоретических вопросов нашего собственного хозяйства с точки зрения взаимосвязи общего и особенного в его функционировании. Обращает на себя внимание и учет в этих курсах неэкономических (религиозных, этических, экологических, правовых) факторов в эволюции рассматриваемой сферы российского социума. Несомненно, огромный воспитательный потенциал имеет и экономическая социология, предметом которой, как мы указывали выше, является диалектика экономической и других сфер общества.
Важно только, чтобы она не превратилась в преемницу Экономикса, не стала гимном либерализма и экономического человека.
Другим направлением решения данной проблемы является трансляция ценностей экзистенциональных форм сознания в аксиологический элемент экономической культуры посредством максимального использования воспитательного потенциала философии, этики, культурологии, истории, психологии и других общественных наук. Одухотворенный ценностями высших форм сознания аксиологический элемент экономической культуры в состоянии будет выполнять следующие присущие ему функции.
Во-первых, ценностный элемент экономической культуры позволяет ее носителю переориентироваться с модуса иметь на модус быть, и таким образом, успешно противостоять превращению социума в потребительское общество, в котором происходит интерференция прямых и обратных связей в системе спрос - предложение.
Во-вторых, аксиологический элемент хозяйственной культуры является важнейшим условием гармонизации личных, коллективных и общественных экономических интересов. Ибо в состав нравственного долга, как известно, входит служение обществу и его благу.
С большим основанием можно сказать, что одухотворение экономического бытия может превратить в реальность кантовскую идею превращения человека из средства производства в его цель.
В-третьих, благодаря этому элементу культуры хозяйствующий субъект получает возможность актуализироваться в добре, как в главной духовной ценности, объединяющей индивида и человеческий род, хозяйствующего субъекта и природу в единые органические целостности.
ТЕМПЕРАТУРА, КУЛЬТУРНАЯ МАСКУЛИННОСТЬ И ВНУТРИПОЛИТИЧЕСКОЕ НАСИЛИЕ: МЕЖНАЦИОНАЛЬНОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ
Насильственные действия против правительства - главная проблема для многих стран [1]. Между 1948 и 1977 годами о большом числе жертв внутриполитического насилия сообщалось из стран, охваченных чумой гражданских или религиозных войн: около 2 миллионов в Нигерии, 1,6 миллиона во Вьетнаме, 600 тысяч в Индонезии, 300 тысяч в Пакистане и 80 тысяч в Бурунди.
Хотя никто никогда не узнает реальное число жертв, нет сомнения в их массовости. Напротив, в тот же самый период не было сообщений о жертвах из 13 стран, включая Исландию, Монголию, Верхнюю Вольту и Австралию.
В этих докладах могут быть некоторые неточности, но можно предположить, что число жертв было небольшим.
Под влиянием существования основной взаимосвязи между температурой и агрессией [2,3], Шварц [4] провел исследование 51 страны, обращая внимание на температуру окружающей среды как потенциальную корреляту с внутриполитическим насилием. Он отметил, что с 1948 по 1964 годы частота государственных переворотов, убийств, террористических актов, партизанских войн и мятежей находятся в нелинейной взаимосвязи со значением годовой температуры.
Такие насильственные действия случаются чаще в теплых (М=24С), чем в холодных (М=17С) и жарких (М=30С) странах.
Здесь мы исследуем, возникает ли взаимосвязь в виде перевернутой латинской буквы U между средним значением температуры окружающей среды и частотой государственных политических беспорядков и вооруженных действий против правительства, когда большая часть жизни страны изучается, а другие переменные соответствующим образом контролируются. В случае с внутриполитическим насилием, такие переменные, с хорошим концептуальным обоснованием, включают численность населения, площадь государства, социально-экономическое развитие и демократичность. Мы изучаем, трактуют ли они нелинейный характер взаимосвязи температуры и насилия как артефакт, или выступают посредниками этих отношений, частично или полностью, или указывают на альтернативные объяснения.
Во второй части мы предложим вам измерение культурной маскулинности [5,6], как возможного посредника между температурой и насилием, включая внутриполитическое, и порассуждаем о том, как можно объединить эти переменные. Дополнительный тест, основанный на примере 53 стран, для которых культурная маскулинность была установлена, делает вероятным объяснение посредничества культуры во взаимосвязи температуры и насилия.
Какие отличия существуют во внутриполитическом насилии?
1.Численность населения. В сравнении с холодными и жаркими странами, государства с теплыми среднегодовыми температурами предлагают климат более подходящий для жизни человека, и, следовательно, могут быть более густонаселенными. Очевидно, их большая численность может привести к росту вероятности внутриполитического насилия.
Также, большая населенность в условиях меньшей площади, приходящейся на человека в теплых странах, могла привести к большему дискомфорту от перенаселенности, поэтому люди выражают больше агрессии [7].
2.Экономика. Холодные страны склонны к благополучию, а жаркие к бедности [5,8], в то время как страны с умеренным климатом имеют тенденцию к социально-экономическому развитию в процессе индустриализации. Такое сочетание климата и экономики могло бы также объяснить нелинейную взаимосвязь температуры и насилия.
Взаимозависимость экономики и насилия, имеющая форму перевернутой буквы U, совместима с теорией модернизации [9,10,11], которая гласит: 1) Индустриально неразвитые страны с традиционным социальным устройством, характеризуются интегрированностью и стабильностью, опытом малых политических конфликтов; 2) Индустриально высокоразвитые страны с динамичными структурами, способными поддерживать благосостояние и социальную интеграцию через участие, также обладают опытом малых политических конфликтов. 3) Напротив, страны, проходящие период индустриализации, проявляют высокий уровень политической конфликтности, потому что они испытывают дестабилизирующий переход от традиции к современности [9,11].
3.Демократия. Политическое система также могла бы объяснить относительную частоту случаев политического насилия в теплых странах, если они тяготеют к управлению режимами, занимающими промежуточное положение по шкале демократизации.
Теория мобилизации ресурсов [12,13,14] говорит о том, что: а) Высоко репрессивные режимы подавляют насилие, блокируя возможности для целенаправленной оппозиции; б) Развитые демократические режимы обеспечивают ненасильственные каналы для выражения фрустрации; в) Режимы, располагающиеся между этими крайностями, обладают опытом огромного количества агрессивных реакций на меры, которые они принимают.
Зависимая переменная - внутриполитическое насилие
Мы исследовали гипотезу, анализируя связь внутриполитического насилия с температурой, численностью населения, площадью государства, социально-экономическим и демократическим статусом. Внутренние насильственные действия против правительства обычно подвержены долгосрочным колебаниям с длиной волны в несколько лет. Следуя этому, мы выбрали самый последний тридцатилетний период, которому доступны измерения насилия (1948-1977).
Мы использовали данные, опубликованные Тэйлором и Джодис [1], в особенности два их индикатора насилия: политические беспорядки (яростно собирающиеся люди, организованные для объявленной цели протеста против режима, правительства, или против одного или нескольких их лидеров) и вооруженные действия (акт насильственного политического конфликта проводимого организованной группой или от ее имени с целью ослабления или разрушения власти, осуществляемой другой организованной группой.).
