ЭКОНОМИЧЕСКАЯ БЕЗОПАСНОСТЬ - ЧТО ЭТО ТАКОЕ ДЛЯ СЕГОДНЯШНЕЙ РОССИИ
Партийных функционеров, которые стали посещать церкви, под телеглазом, со свечкой в руке, демонстрируя свою "национально-православную духовность", в народе прозвали подсвечниками. Очевидна попытка реанимировать православие, чтобы иметь идеологию, с помощью которой можно управлять народом в изменившихся условиях. Но православие не способно ни удержать империю от развала, ни сохранить единство России, половина населения которой - иноверцы. Больше, чем евразийство, но меньше, чем марксизм, православие способно санкционировать и контакты с Западом. Тем менее на то способно авторитарносамодержавное правление, о котором вздыхают самые разные политические группы.
Не случайно обе революции 1917 года с их отчаянной попыткой прорыва в западную жизнь были вызваны как раз стагнационными тенденциями русского самодержавия, настроенного националистически и антиличностно, с постоянной попыткой купировать всяческую самодеятельность. А европейской самодеятельности хотели. Поэтому в Феврале мы "самое свободное государство" в Европе, в Октябре - самое пролетарское и марксистское, а в этом смысле, как казалось, и более последовательное в осуществлении европейской мечты о коммунизме, чем сама Европа. К несчастью, эти ориентации на идеологическую перестройку национальной ментальности оказались плохо работавшими.
Идеология всегда умела мимикрировать, прикрывая реальные интересы тоталитарного режима.
Сегодня ситуация совершенно иная. Мы по привычке советской пропаганды называем изобилие товаров в магазинах выражением "буржуазной идеологии потребления". Между тем, это впервые представившаяся для большинства возможность свободного выбора, без необходимости унижаться за единственную пайку хлеба, единственную пару башмаков, которые тебе могут выдать, а могут и не выдать. Дело в том, что реализация свободы в быту (свободный выбор) для масс означает первый шаг к духовной свободе.
Обратная ситуация, ситуация тотального распределения, как показал Дж. Оруэлл, приводит только к уничтожению личности. Сегодняшний правительственный заказ на новую идеологию есть весьма тревожный симптом. Идеология свободного человека, реализующего свои способности во всех сферах бытия, уже давно дана европейским принципом развития. Разумеется, откаты от этого принципа продолжаются и в нынешней Европе, не говоря уж о вчерашней (фашизм).
Но сам принцип "самостоянья" человека и народа остается тем не менее фундаментом христианско-европейских ценностей. И в этом контексте нормально желание независимой жизни - без унижения голода и нищеты.
Нормальная жизнь, без тотального перевеса над другими, а с достоинством равного - вот основа возможного европейского бытия России. Это предполагает и иную структурировку страны, прежде всего опору на собственные силы и отказ от упований на чужую помощь, которая-де решит наши проблемы.
Недавно некий оппонент упрекал автора в мещанстве, что автор-де хочет для России сытой и довольной жизни, а это, мол, исключает духовность. А я и вправду этого хочу. Хочу для всей России и для своей семьи, ибо нормальная жизнь без голода, нищеты, рабства, в известном довольстве нисколько не мешала духовности (начиная со свободных граждан античных полисов и вплоть до культуры русского дворянств).
Или нищенствовал Радищев, декабристы, Пушкин, Герцен, Толстой и т.д.? Напротив, нищета низвела в ничто русских самородков, от которых остались только слабые намеки на их возможности (вроде изобретателя паровой машины Ползунова). Свободный досуг, необходимый для духовного производства, предполагает, разумеется, не роскошь, но известный материальный достаток.
Жить без нужды - простительный грех, ибо антитеза жизни - это война и смерть. С детства я люблю стихи великого шотландца Роберта Бернса - "Строчки о войне и любви":
Прикрытый лаврами разбой И сухопутный и морской Не стоит славословья,
Готов я кровь отдать сво В том жизнетворческом бою,
Что мы зовем любовью.
Я славлю мира торжество,
Довольство и достаток.
Создать приятней одного,
Чем истребить десяток!
Могут сказать: это быт, грубые материальные интересы, а где же духовность? Не отказывается ли от нее автор?.. Ни в коем случае. Но высокая русская культура давным-давно связана с европейской.
Не стали ли Шекспир и Бальзак, Бетховен и Гуно, Данте и Гете, Платон и Кант (перечисление может быть бесконечным) соучастниками духовных размышлений в России по крайней мере в последние два века?! Напомню рассуждение Достоевского ("Зимние заметки о летних впечатлениях"): "Ведь всё, решительно почти всё, что есть в нас развития, науки, искусства, гражданственности, человечности, всё, всё ведь это оттуда, из той же страны святых чудес!
Ведь вся наша жизнь по европейским складам еще с самого первого детства сложилась. Неужели же кто-нибудь из нас мог устоять против этого влияния, призыва, давления? Как еще не переродились мы окончательно в европейцев?
Что мы не переродились - с этим, я думаю, все согласятся, одни с радостию, другие, разумеется, со злобою за то, что мы не доросли до перерождения". Думается, Достоевский тут не очень-то прав. Конечно, мы отвечали на свои вопросы, но отвечали уже по-европейски.
Не случайно, сам Достоевский (как и Пушкин, и Чехов, и Чайковский, и Врубель, и др.) стал фактом именно европейского самопознания и самосознания. Ибо творчество великого русского искусства вырастало на основе христианства. Не забудем же того, что мы, как и западные европейцы, - христиане.
И того, что основная парадигма европейского развития - духовное единство разнообразия. И русские мыслители и художники - важная составляющая европейской духовности.
Как раз на уровне высокой культуры контакт России с Западом состоялся, и он прочен.
Но поможет ли нам Запад приобщиться к его порядку? И как он может помочь? Это, быть может, важнейшая сейчас для нас проблема. Легко сказать, что мы принимаем модель потребительского общества.
Как это сделать, однако? Ведь идеология потребления предполагает упорный, каждодневный прилежный труд. Способны ли мы от паразитического степного восприятия Запада
как объекта грабежа и дани (даваемой либо под угрозой, либо по нищенскому молению, тоже сопряженному с угрозой: попробуй не дать мы развалимся и весь мир взорвем!) перейти к нормальному, равноправному контакту с ним? Для такого контакта необходимо проращивать в себе заглушенную веками рабства европейскую ментальность.
Можно и так поставить вопрос: способны ли мы принять западную помощь? Ведь принять - это тоже надо уметь.
Мы мечтаем с помощью Запада сразу, вдруг зажить так же, как живут самые развитые страны. Надеемся, что нам построят "материально-техническую базу капитализма".
А уж она потом сама заработает. Как показывает история, такого не бывает.
Любая европейская страна, входя в систему европейского типа жизни, должна была это делать сама, исполнившись смирения, терпения и выдержки, предощущения долголетнего упорного труда.
Так поможет ли нам Запад? Надеяться, что благодаря западным посылкам или даже инвестициям мы вдруг станем жить так, как живут там, нелепо. Рывком, сразу и вдруг ничего не получится. Можно принимать Запад за некий принцип (понимая его собственную еще недостаточную вестернизированность, т.е. не случайность появления европейского фашизма в этом столетии - по сути совсем недавно), но не за ближайшую достижимую цель. И помнить, что у нас была своя история и исходить мы должны из своих возможностей.
Только так Россия вернется в Европу и закрепится там, осуществив свое многовековое стремление.
ЭКОНОМИЧЕСКАЯ БЕЗОПАСНОСТЬ - ЧТО ЭТО ТАКОЕ ДЛЯ СЕГОДНЯШНЕЙ РОССИИ*
На первый взгляд, безопасность - достаточно простое понятие. Это защищенность от некоторых угроз. Однако когда добавляется эпитет "экономическая", то простота немедленно пропадает и возникает множество вопросов. Экономическая безопасность - это что?
Защищенность самой экономики или, напротив, защищенность других общественных подсистем от угроз, вызываемых состоянием экономики? Какую угрозу мы будем считать экономической, какую - внеэкономической? (Например, к чему отнести
экономические санкции мирового сообщества против одной из стран?) Наконец, на каком интервале времени мы рассматриваем потенциальные угрозы и возможности их отражения?
Поэтому, на мой взгляд, экономическая безопасность не может пока еще быть темой для теоретического анализа в рамках экономической или другой общественной науки. Однако она является объектом постоянного общественного внимания и обсуждения. Слишком большой эмоциональный заряд заложен в эти два слова.
Слишком много беспокойства и надежд.
В настоящей работе рассматриваются три вопроса. Прежде всего реконструируется официальное понимание экономической безопасности в СССР и анализируются причины, по которым оно неприменимо к современной России.
Затем выделяется набор основных, по мнению автора, экономических угроз российскому обществу и государству и механизмов их парирования.
СССР - БОЛЬШАЯ ЗАМКНУТАЯ ЭКОНОМИКА ВО ВРАЖДЕБНОМ МИРЕ
Для СССР объемлющим понятием в сфере безопасности и в идеологии, и на практике была государственная безопасность, понимаемая как возможность защититься от двух угроз: военной и идеологической. Под первой понимали:
а) реальное нападение со стороны потенциального противника;
б) угроза нападения, вынуждающая СССР на значительные уступки;
в) длительное и существенное отставание военной мощи СССР от совокупной военной мощи потенциального противника.
При этом понятие потенциального противника все более расширялось. Сначала это были США и их военно-политические союзники, затем еще и Китай.
То есть большая часть внешнего мира рассматривалась как враждебная.
Идеологическая опасность, в отличие от сильно мифологизированной военной, на мой взгляд, понималась весьма прагматично и реалистически. А именно, как возможность появления недопустимо высокой доли граждан (как в целом, так и по отдельным особо значимым социальным группам), нелояльных государственной власти.
Экономика в СССР рассматривалась главным образом с точки зрения ее участия в обеспечении государственной безопасности в указанном выше смысле. То есть как инструмент для решения двух задач:
¦ поддержания военного паритета с потенциальным противником
‘Данная статья является сокращённым и переработанным вариантом статьи автора "парусник в открытом море", опубликованной в журнале "Pro at Contra", Том 3, 4, 1998 год. Публикуется с разрешения редакции журнала.
¦ обеспечения социально приемлемого уровня потребления населения.
И того, и другого следовало добиваться с опорой на собственные силы и лишь в абсолютно необходимых случаях - с привлечением ресурсов стран-сателлитов.
Вторая задача, вообще говоря, не была для экономики слишком обременительной. Обязательным и безусловным было обеспечение уровня потребления, близкого к физиологическому минимуму. Все остальное было желательно, но отнюдь необязательно.
Для поддержания социальной стабильности рост потребления мог замещаться и реально замещался иными ресурсами государства - идеологической работой и "органами".
Первая задача была несравненно тяжелее, и тяжесть эта нарастала буквально с каждым годом. От военной промышленности требовалось производить вооружение и военную технику в ассортименте и количестве, сопоставимом с суммарным мировым производством.
Со всей вытекающей отсюда нагрузкой на остальные отрасли.
Но была и третья экономическая задача, сопоставимая по важности с двумя рассмотренными. Она не вытекала прямо из идеологемы государственной безопасности, но являлась следствием не менее почтенных идеологических конструкций - "демонстрация преимуществ социализма", "соревнование двух систем" и т.д.
Это обеспечение возможностей экономического развития и выхода на "лучшие мировые стандарты" с опорой на собственные силы. То есть от советской экономики требовалось развивать все отрасли, технологии, направления и т.п., считающиеся в мире прогрессивными и приоритетными.
И собственно экономическая безопасность для СССР, если попытаться реконструировать это неходовое в то время понятие, на мой взгляд, сводилась именно к возможности решить эту задачу.
Из вышесказанного очевидно вытекает, что в послевоенный период и по замыслу, и по факту СССР функционировал и развивался как "большая замкнутая экономика". "Большая" в том смысле, что внутри себя ей был доступен почти весь набор используемых в мире ресурсов - не только природных, но и всех других. И, с другой стороны, она развивала или пыталась развивать почти весь спектр отраслей и технологий, что и весь остальной мир. "Замкнутой" в том смысле, что внешние связи не играли для нее ключевой роли и могли быть в любой момент разорваны.
В еще большей степени сказанное верно, если брать СССР вместе с совокупностью его ближайших союзников.
Большая и замкнутая экономика - отнюдь не синоним автаркии. СССР никогда не стремился отказаться или минимизировать внешнеэкономические связи ни с заграницей в целом, ни с капиталистическим лагерем.
Причем с течением времени их роль возрастала и они становились незаменимым инструментом решения многих важных экономических и социальных задач.
Как известно, еще с 1963 г. СССР приступил к массовым закупкам зерна, Считавшиеся вначале временной мерой, компенсирующей последствия экстраординарного неурожая, они быстро стали единственным способом обеспечить страну полноценным питанием (животным белком). С середины 70-х страну "сажают на нефтяную иглу", т.е. вполне сознательно принимаются решения, ставящие развитие промышленности и поддержание жизненного уровня в зависимость от импорта, который можно получить только в обмен на растущий экспорт энергоносителей.
Так было проще жить и управлять.
Смысл экономической замкнутости СССР сводился к тому, что приоритетные народнохозяйственные задачи могли попасть и попадали в зависимость от внешнеэкономических связей, жизненно же важные - нет. Пищевое зерно, атомная бомба, бронированный ЗИЛ и луноход должны производиться и производились без иностранного участия.
И потому даже самые худшие внешнеэкономические условия не должны были помешать экономике СССР выполнить требования, диктуемые задачами государственной безопасности.
РОССИЯ - МАЛАЯ ОТКРЫТАЯ ЭКОНОМИКА В НЕВРАЖДЕБНОМ МИРЕ
Для меня как для экономиста наиболее важными являются следующие два момента, отличающие нынешнюю Россию от СССР.
1. Для России не стоит задача силового противостояния всему миру. То есть нет необходимости поддержания военного паритета со всеми мировыми державами сразу.
И следовательно, радикально уменьшается нагрузка на экономику, вытекающая из задач обеспечения военной (внешней) безопасности.
2. Российская экономика уже не "большая и замкнутая", а "малая и открытая". Принять данный тезис нелегко, поскольку на эмоциональном уровне он сталкивается с психологически весьма важным для очень многих россиян стереотипом: мы все еще великая страна и будем таковой всегда.
Поэтому считаю необходимым раскрыть его более подробно.
По своему экономическому потенциалу - как бы его ни измеряли - СССР входил в пятерку крупнейших мировых держав. Россия по этому показателю как максимум во второй десятке.
И рядом с нами такие страны как Бразилия, Мексика, Турция. Страны, которые еще совсем недавно не обижались на то, что их называют третьим миром или даже слаборазвитыми.
А в затылок этой группе дышат уж совсем непритязательные Индонезия, Пакистан и Нигерия.
Конечно, экономический потенциал - это не только объемные показатели, но и качественное разнообразие. В СССР, как известно, в недрах скрывалась вся таблица Менделеева, а на просторах рос и хлопок, и ягель.
Но важнее было не природное разнообразие, а социально-экономическое. Почти европейское качество прибалтийской рабочей силы и почти индийская ее дешевизна в ряде южных регионов. Наукограды Подмосковья и Урала и сохранившие сельский уклад районы Средней Азии и Закавказья.
Сверхиндустриализованная восточная Украина и громадные практически неосвоенные пространства на севере Казахстана. Вот тот спектр условий, возможностей и ресурсов, на которые мог опираться СССР.
Нынешняя Россия значительно более однородна по любому измерению и возможности ресурсного маневра для нее куда уже.
Можно, конечно, взять не такое расплывчатое понятие как "экономический потенциал", а стандартные макроэкономические показатели. По большинству из них Россия оказывается рядовой европейской страной, такой как, например, Нидерланды или Дания.
Открытость российской экономики очень просто доказать, рассчитав доли импорта и экспорта в валовом внутреннем продукте, национальном доходе или чем-нибудь подобном. Эти доли больше чем у подавляющего большинства европейских и других развитых стран.
И одновременно есть целый ряд вполне убедительных качественных характеристик. Таких, например, как:
а) критическая зависимость большинства крупных городов от импорта продовольствия;
б) критическая зависимость основной экспортной отрасли - нефтяной - от импорта оборудования и технологий и привлечения иностранного капитала;
в) критическая зависимость двух наиболее передовых отраслей российской промышленности - атомной и аэрокосмической - от экспорта своей продукции и услуг.
Сказанное достаточно убедительно, на мой взгляд, свидетельствует, что открытость российской экономики - ее фундаментальная черта.
Если российская экономика - "малая" и "открытая", то внутренние критерии экономической безопасности для России должны измениться так же радикально, как и внешние, продиктованные военно-политическими задачами.
Во-первых, Россия, как и любая другая малая открытая экономика, не имеет никаких шансов защититься от экономической агрессии основных мировых держав и международных экономических организаций, т.е. от их сознательных скоординированных враждебных действий. Серьезное торговое эмбарго, массовый арест счетов, отказ от предоставления приемлемых условий погашения внешних займов и т.п. будут иметь катастрофические экономические последствия.
С другой стороны, вероятность такой агрессии представляется крайне малой. По крайней мере, до тех пор, пока политический строй в России укладывается в достаточно широкие представления Запада о допустимом.
Более того, российская экономика не может быть надежно защищена и от стихии мирового рынка. На протяжении 90-х годов мы уже не раз чувствовали на себе последствия и падения мировых цен на энергоносители, и кризисов на финансовых рынках.
Надо быть готовым к тому, что и будущие бури в океане мировой экономики будут переживаться не менее тяжело. К сожалению, сегодня и в обозримом будущем Россия в этом океане - не непотопляемый авианосец, а скорее бревно или легкий парусник.
Во-вторых, для России было бы совершенно неразумным задаться целью развивать внутри себя все передовые отрасли, сектора, технологии, научные направления и т.д., культивируемые в мире. Это не только нереально с точки зрения ресурсных возможностей, но и вообще бессмысленно вне логики конфронтации с остальным миром.
И не случайно такая задача не ставится ни в одной стране мира (кроме, может быть, США и в будущем Китая). Задача обеспечения передовых позиций в сфере НТП и высоких технологий нигде не отождествляется с необходимостью продвижения по всему фронту.
Напротив, все стремятся найти и поддержать только те направления, по которым страна имеет конкурентные преимущества. Весь современный опыт показывает, что не существует никакого джентльменского набора отраслей, обязательных для развитой страны.
Япония не производит и не собирается производить самолеты, а Франция - элементную базу для электронной техники.
На мой взгляд, для малой открытой экономики задачи безопасности и развития вообще не должны отождествляться с ростом и прогрессом в какой-либо заранее выбранной отрасли или группы отраслей. Специализация такой экономики определяется главным образом ее конкурентными преимуществами на мировом рынке, которые могут меняться в зависимости от его конъюнктуры.
ЭКОНОМИЧЕСКАЯ БЕЗОПАСНОСТЬ ДЛЯ СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ -ПОПЫТКА КОНСТРУИРОВАНИЯ ПОНЯТИЯ
В современной России место понятия "государственная безопасность" заняло понятие "национальная (или общественная) безопасность". Правда, пока только в идеологической сфере, а не в практической деятельности.
Возможно, к счастью, потому, что выработать приемлемое для большинства россиян понятие национальной (или общественной) безопасности, на мой взгляд, ни сейчас, ни в ближайшем будущем не удастся. Однако с экономической безопасностью ситуация значительно проще. Во-первых, экономика является не целевой, а ресурсной подсистемой общества.
Во-вторых, несмотря на различия в оценках и существование многих мифов, постепенно у общества складывается достаточно точное представление о скромных возможностях нынешней российской экономики. Поэтому вполне вероятен и консенсус по поводу того, что общество может и должно от нее требовать (или ожидать).
Без всяких претензий на истинность я как гражданин России попытаюсь предложить свой вариант этих требований. Мне хочется, чтобы в России:
¦ жить было бы физически можно;
¦ жить было бы не страшно;
¦ сохранялись целостность и единство государства;
¦ жить было бы по возможности удобно.
Под экономической безопасностью я понимаю отсутствие угроз выполнению этих желаний со стороны экономики. При этом в число угроз я включаю только те, парирование которых требует размышлений и/или решений на общенациональном (федеральном) уровне.
Те же, которые можно снять в процессе рутинного функционирования рынка или региональной и муниципальной власти, считаю к проблемам безопасности не относящимися.
ЧТОБЫ ЖИТЬ В РОССИИ БЫЛО ФИЗИЧЕСКИ МОЖНО
Это, на мой взгляд, прежде всего требует бесперебойного функционирования магистральной энергетической и транспортной инфраструктуры. Россия - громадная по территории, холодная страна.
Ни рынок, ни силовые ведомства не смогут предотвратить гибельные последствия массовых отключений электроэнергии, аварий на нефтепроводах или железных дорогах. Или, скажем, резкого падения добычи газа. Внешнеэкономические связи тут тоже помочь не смогут.
Поддержание магистральной инфраструктуры - задача общеэкономическая, долгосрочная, требующая совместного действия рынка и государства.
Сегодня в России магистральная инфраструктура эксплуатируется и поддерживается естественными монополиями - Газпромом, РАО ЕЭС России, Транснефтью, МПС (близкую к МПС роль играют транспортные компании, обеспечивающие функционирование Северного морского пути). Естественные монополии - почти бранное слово для многих публицистов, экспертов и чиновников, но со своими задачами они, в основном, справляются.
Таким образом, ключевым для обеспечения экономической безопасности России является поддержание работоспособности естественных монополий. Это требует от государства (и прежде всего от федеральной власти) отказа от разрушительных способов давления на них, конструктивного решения проблем встречной задолженности (естественных монополий по налогам и государства по оплате их услуг), помощи в обеспечении платежей со стороны небюджетных потребителей.
Эти проблемы будут, на мой взгляд, существовать еще достаточно долго, хотя, вероятно, их острота будет со временем снижаться.
Есть еще одна задача, близкая по социально-экономическому содержанию задаче поддержания магистральных структур жизнеобеспечения, хотя и не имеющая с ней ничего общего по форме. Это обеспечение сельского хозяйства горючесмазочными материалами.
Его платежеспособность будет еще долго оставаться низкой, а отсутствие ГСМ для посевной и уборочной немедленно приведет к политическому взрыву даже при избытке продовольствия в стране.
Поставки ГСМ селу осуществляются в основном вертикально интегрированными нефтяными компаниями. А поэтому поддержание специальных отношений по их поводу между этими компаниями и непосредственными сельхозпроизводителями, банками, федеральными и региональными властями является механизмом обеспечения экономической безопасности.
