Загадки госпожи стоимости
Все же, положа руку на сердце, не согласен. Товар в моем представлении должен обладать конкретными потребительскими качествами. После переработки из зерна будет хлеб, из нефти - бензин, и так далее.
Ну так а из денег вообще все что угодно получить можно, возразят на это. Но это уже софистика - не из самих же денег физически, не их этих разноцветных бумажек, не из этих фантиков будут извлечены всякие чудесные потребительские полезности, а из чего-то другого - хотя, конечно, с их помощью как инструмента.
И насчет цены. Разве сами деньги мы продаем и покупаем? Нет, мы торгуем временем денег. Иначе говоря, мы их сдаем или берем в аренду. Пользуемся и возвращаем.
И за эту аренду, как и за аренду чего угодно другого, платим! У этой аренды есть цена, тоже постоянно меняющаяся в зависимости от обстоятельств.
Есть, кстати, еще одно объяснение, не противоречащее, впрочем, предыдущему. Кредит - это продажа упущенной возможности. Мог бы сам с этими деньгами таких дел наворотить! Столько полезного накупить, столько удовольствия получить (или даже бизнес новый начать!).
А вот нет, принес это все, временно, по крайней мере, в жертву, одолжил вам. Так извольте мне за все эти упущенные возможности заплатить! Есть, кстати, еще и проблема инфляции - аналог амортизации других взятых в аренду товаров.
Ее ведь тоже надо как-то компенсировать, но это уже отдельная песня, вернее глава этой книги под названием Волшебная веревочка процента.
Но не стоит вдаваться в крайность и считать, что вне денег не бывает материальных отношений между людьми.
Нет, бывает и без денег. И я имею в виду не только бартер. Когда даришь женщине брильянт.
Когда воруешь велосипед. В этих действиях нет обмена, нет цены. Но стоимость есть, она никуда не делась.
Существовали общества, в которых подарки играли центральную роль. В 950 году до нашей эры царица Савская соревновалась с Соломоном не только в мудрости, но и в щедрости - кто кого перещеголяет дорогими дарами. Я уже упоминал потлатч - обычай, существовавший в общинах североамериканских индейцев вплоть до ХХ века, - социально обязательный обмен подарками. Канадские власти в какой-то момент вынуждены были даже объявить потлатч уголовным преступлением - их беспокоило, что порой индейцы залезали в тяжелые долги и целые семьи вынуждены были подолгу ходить чуть ли не голодными -лишь бы позволить себе подарить что-нибудь подороже.
Такие вот, как сказали бы сейчас в России, понты - но на самом деле обычай, пойти против которого не могла заставить даже угроза тюрьмы.
Социальный успех, престиж личности оценивался в зависимости от ценности подаренного. В то же время культура подарков играла роль своего рода налога, в некоторой степени перераспределявшего общинное благосостояние. Пережитки этих отношений мы встречаем до сих пор - в ослабленной форме - например, на Кавказе.
Итак, в таком товарообмене деньгам вроде бы делать нечего. Цены нет. Но стоимость есть. А разве это не одно и то же?
Как сказать...
Загадки госпожи стоимости
Термин этот коварен, поскольку звучит как самое обыкновенное русское слово, из тех, что осваиваются уже в детстве. Стоимость - это ведь то же самое, что и цена, правда? Оно ведь обозначает, сколько тот или иной предмет стоит, сколько нам надо за него заплатить, разве нет?
Ну да, ну да. Но все-таки не совсем.
Есть такая смешная теория, что командная экономика восторжествовала на некоторое время именно в России потому, что в русском языке это слово - стоимость - имеет иное, слишком узкое по сравнению с основными европейскими языками, значение.
Еще мы все знаем забавное слово себестоимость. То есть во сколько обошлось нам изготовление чего-нибудь. Цена как бы без накрутки.
Все мы слыхали когда-нибудь, что себестоимость водки, например, смехотворно мала и потому именно на ней такие деньги делают. Собственно, эта самая себестоимость подходит очень близко к смыслу экономического термина стоимость. Близко, но не вплотную.
Поскольку термин был придуман все-таки для командной экономики, в которой предпринималась попытка отделить производство от товарно-денежных отношений.
В более широком смысле стоимость - это некое качество товара или услуги, которое делает их ценными для потребителей. И, кстати, одно из важнейших предназначений денег -стоимость как раз измерить. Стоимость - совсем не то же самое, что цена, которая может очень сильно колебаться в зависимости от великого множества субъективных факторов, но прежде всего от колебаний спроса и предложения.
Но вот тут-то вдруг выявляется проблема уже семантическая и, возможно, даже психолингвистическая. Ведь язык, эта самая лингва, он не только отражает реальность окружающего мира, но и влияет на нее. Как мог народ, в чьем сознании понятия стоимости, цены и ценности так прочно разделены и, соответственно, перепутаны, принять капитализм? (Впрочем, можно утверждать и обратное - что раздельность, обособленность этих терминов в народном сознании есть производное от затянувшегося на столетия рабства и, следовательно, недоразвитости товарно-денежных отношений.)
По-английски между тем все эти три понятия обозначаются одним словом - value (по-французски - valeur, по-немецки - Wert), и во всех этих языках они обозначают также и ценность. В смысле - не только драгоценность, но и жизненные ценности, в том числе и духовные.
Если разобраться с этимологией, то понятно, о чем речь: о том, что в результате человеческой деятельности тот или иной предмет или услуга обретают некую ценность, становятся ценными для людей. Экономические отношения в каком-то смысле - это как раз и есть производство и обмен такими ценностями, обмен стоимостями. В ходе этого обмена с помощью денег определяется цена, которая меняется в соответствии с изменчивым балансом спроса и предложения.
Это, если хотите, своего рода курс обмена товаров и услуг друг на друга, который постоянно колеблется.
Кант противопоставлял в произведенном человеком продукте Wuerde (достоинство) и Preis (цена). Но он же предлагал и еще одну категорию - Affektionspreis - то есть что-то вроде эмоциональной цены, ценностной стоимости. Великий философ заметил очень важную вещь - неисчисляемые стоимости не только иногда не подчиняются материальной стороне, но и, напротив, могут вносить непредсказуемые коэффициенты в товарно-денежные отношения.
Напомним, что Маркс считал, что, наоборот, искажение, извращение идет от объективной, абстрактной ипостаси денег.
Однако неудача, постигшая Маркса при попытке стоимость подсчитать, показать, как она трансформируется в рыночную цену, подтвердила, насколько сложна зависимость между W^rde и Preis. Ведь надо как-то учесть и бывшие, так называемые мертвые стоимости, ставшие капиталом! Стрелы для добычи меховых шкурок-кун кто-то когда-то тоже изготовил - их же тоже нужно подсчитать!
Металл для станков кто-то добывал, вез куда-то, плавил... Это все тоже надо как-то принимать в расчет, но как? Маркс, как известно, полагал, что в капитале сконцентрирована все та же украденная капиталистами прибавочная стоимость, выработанная прошлыми поколениями рабочих.
Но как насчет организационных талантов управляющих? И интуиции успешного предпринимателя, не говоря уже о стоимости, о цене самих денег - их же надо одолжить, и кто-то должен ими рискнуть. Всё это Маркс или, по крайней мере, марксисты считали чем-то неважным, несерьезным, они полагали, что централизованный государственный контроль как-то это все заменит, Госплан с Госснабом все рассудят, все запланируют, все распределят - лучше всяких капиталистов. Не нужны народу паразиты-посредники! А потому ни в какие формулы добавленной стоимости их можно не включать.
Все равно конъюнктура рынка все перевернет, а она в свою очередь зависит от огромного числа факторов. В том числе других стоимостей - цен, взаимодействующих, играющих на рынке, определяющих баланс спроса и предложения в каждый отдельный момент.
Разумеется, Маркс, блестяще одаренный и образованный человек, не мог этого последнего обстоятельства не понимать. Но он предположил, что в идеальных условиях сбалансированного спроса и предложения прибавочную стоимость можно будет вычислить. Однако его расчет - в третьем томе Капитала - вызывает большие сомнения и, по большому счету, совершенно ничего не доказывает.
Тени за спиной продавца
Более современный взгляд на все так называемые трудовые теории стоимости состоит в том, что да, разумеется, труд в самом широком смысле слова, а также капитал и прочие факторы производства стоимость создают.
Когда вы приходите в магазин покупать карандаш, то вместе с продавцом руки за вашими деньгами тянут призраки за его спиной - всех тех, кто участвовал в создании продукта. И того, кто лес рубил, и того, кто дерево пилил, и кто вез, и кто грифель изготовил, и кто делал ластик на конце карандаша. Даже и тот, кто строил и оборудовал магазин, и тот, кто эту модель карандаша придумал, могли бы по справедливости заявить свои права на пару копеек из уплаченной вами цены.
Но эдак ваших денег на всех может не хватить! Не миллионы же платить за какой-то карандаш! Разумеется, нет. Цену в конечном итоге определит баланс спроса и предложения.
Без отсутствия платежеспособного спроса по данной цене карандаш продан не будет. И все до единого призраки (равно как и ныне действующие лица) останутся без всякой компенсации своих усилий и затрат.
Другое дело, что если цена в итоге окажется меньше суммы слагаемых, то никто производить карандаш на таких условиях не будет, за исключением командной системы, где цены устанавливаются искусственно (но это особый случай, требующий отдельного разговора).
Что же касается нормальной экономики, то рынок своей невидимой рукой быстро наведет порядок. Если спрос на карандаши начнет превышать предложение, цена на них неизбежно пойдет вверх - но это будет сигналом для производителей, что карандашей надо делать больше, а значит, цены рано или поздно снова пойдут вниз, пока не достигнут точки равновесия. И напротив, если предложение превысит спрос, то карандаши подешевеют, у производителей пропадет стимул к повышенному производству, и они будут снижать расходы, увольнять рабочих и так далее - пока цены снова не поднимутся до минимально приемлемого уровня.
Но все это сугубо классические, теоретические построения. В реальной жизни все обстоит гораздо сложнее. Цены имеют странное обыкновение приклеиваться к товарам и в реальных ситуациях замедленно реагируют на колебания спроса и предложения.
Да и карандаш - так ли он прост, как кажется? Идею выбрать этот продукт (но не призраков!) для иллюстрации я позаимствовал у одного из главных пророков монетаризма Милтона Фридмана (Свобода выбора), а тот, в свою очередь, - у американского писателя и экономиста Леонарда Рида. Меня зовут карандаш, и ни один человек не знает, как меня сделать - так начал свою новеллу Рид.
Действительно, вглядитесь в этот элементарный, казалось бы, продукт - смогли ли бы вы в своей дачной мастерской выпилить именно такой деревянный цилиндр? А как произвести идеальный по размерам грифель, как вставить его в деревянный цилиндр? Как сделать железное кольцо, которое будет держать маленький ластик, а сам ластик сможете изготовить - опять-таки точно такого размера, как надо?
Нет, ну если жизнь, конечно, на это положить, можно, наверно, и научиться... Но без широко поставленного разделения труда производить карандаш, причем рентабельно, чтобы и стоил доступно и прибыль приносил, было бы невозможно.
В сравнении с карандашом нефть и газ - вещь достаточно примитивная. Но роль энергоносителей в мировой экономике, скажем прямо, несколько выше. То есть просто полностью вся наша жизнь от них зависит (что опасно). Есть, наверно, неизвестная нам пока точка на графике повышения цен на бензин, после которой производство двигателей внутреннего сгорания теряет смысл - автомобили перестанут продаваться. Но это значит, что страны-потребители нефти резко уменьшат закупки этого энергоносителя.
Россия и страны ОПЕК в этом случае немедленно вынуждены будут понизить цены на продаваемую ими нефть - и баланс снова восстановится, будет нащупана цена, минимально приемлемая для производителя и максимально возможная для потребителя.
Опять же это - теория. А на практике цены на нефть и газ упорно идут вверх, ведь в своем реальном выражении, с учетом общей инфляции, они еще не догнали цены 70-х годов, когда в результате ближневосточной войны и арабского бойкота они подскочили сразу на 400 процентов.
С другой стороны, цены эти уже так высоки, что заставляют искать альтернативные источники энергии, и они, в общем-то, уже найдены. (Водород, солнечные батареи, ветряные мельницы да и та же ядерная энергетика, в конце концов.) Единственная проблема - переход на серийное производство и массовое использование пока еще слишком дорог - все еще дешевле продолжать сжигать нефть и газ.
Кстати, помните знаменитое выражение Менделеева, что топить газом - все равно, что ассигнациями? (Опять наша сквозная тема, не так ли - про сжигание денег?) Так вот, с сегодняшних позиций кажется, что он погорячился. Или устарел. А может, наоборот, заботился о будущем? Предвидел такой момент, когда запасы газа подойдут к концу и мы за голову схватимся.
Наступит какой-то предел, после которого сжигание газа утратит всякий смысл, всякую полезность.
Баланс между минимально приемлемой ценой для производителя и максимально возможной для продавца (опять же на самом пределе) - это, как правило, не одна конкретная цифра, а некая маржа, некий разброс цифр, попадающих в просвет, в перекрестье между максимальными и минимальными ожиданиями.
Тут мы вплотную подошли к одному трудно произносимому и не очень удачному термину. Но если у вас стойкое отвращение ко всяким заумным словам (я, например, его разделяю), то пропустите их мимо ушей - вернее глаз.
Звучит это так: предельная (или маржинальная) полезность . Смысл: есть предел полезности - и товара, и услуги, и, как ни странно, капитала и даже денег. И вот там, на полях, в предельных зонах, происходит взаимодействие спроса и предложения и определяется цена.
И вот экономисты понапридумывали разные способы, как попытаться все это объяснить неспециалистам.
Например, парадокс воды и брильянта. Как такое возможно, что блестящие камушки -брильянты - стоят так дорого, а вода - совершенно необходимая для жизни вещь - так дешево?
Ответ: воды так много, что граница ее полезности теряется в речных и озерных глубинах (а также в небесах, откуда выпадают снег и дожди). В то время как брильянты, хоть и обслуживают некую эксцентричную, весьма смутной необходимости, потребность (лучшие друзья девушки), тем не менее являются редкостью, и их мало, предел их вот он, очевиден всем, надо очень много добавить брильянтов, выбросить на рынок, чтобы цена сильно упала. И главное - все понимают, что это крайне маловероятно.
Ведь предельная полезность - в значительной степени вещь психологическая, как и почти все, что касается денег.
Есть, конечно, и другое объяснение парадоксу: изготовление брильянтов требует больших расходов и усилий - вот они и стоят дорого. А расходы на воду совершенно незначительны, вот и стоит она ерунду.
Впрочем, не вижу особого противоречия между двумя. Читали ли вы роман советского писателя-фантаста Александра Беляева Продавец воздуха? Там некий злодей придумал технологию, как из атмосферы кислород выкачивать.
Так что вскоре должно было оказаться, что этого газа не хватает, - и вот тут-то и выясняется, что этот товар полезнее и дороже любых драгоценностей - и люди, и государства готовы платить за него любую цену.
И, кстати, попробуйте-ка кислород изготовить в серийных масштабах. Как бы не оказалось, что процесс этот сложнее и затратнее огранки бриллианта.
А воду делать из кислорода и водорода - тоже дорогостоящее дело! Да и сколько раз уже в наше время приходилось наблюдать, как в условиях стихийных бедствий вода начинает продаваться почти по цене золота, если не брильянта. Это уже не предельная полезность, а крайняя нужда!
Предельные крайности фермера Боба
Но давайте вернемся к ценообразованию.
Сидит, к примеру, у себя на ферме фермер Боб, и выращивает он каждый год пять мешков зерна. В одном мешке он собирает неприкосновенное кормовое зерно. Еще одного ему хватает на пропитание и на корм домашнему скоту, из зерна третьего мешка он гонит виски, из четвертого кормит птиц в лесу, к которым он с детства питает слабость, а пятый выставляет на продажу.
Вот этот предельный, маржинальный, извините за выражение, мешок и определяет цену на зерно на рынке.
А что произойдет, если Боб вырастит зерна еще больше - на один мешок? Вот тогда именно он и определит рыночную цену.
Но это в совершенно абстрактной ситуации, когда других фермеров в округе нет, когда он единственный производитель.
Но предельную полезность можно определять не только добавлением, но и вычитанием. Какие перемены может вызвать в этой формуле Боба неурожай? Во-первых, надо сразу уточнить: неурожай где - на ферме Боба, во всех остальных хозяйствах в округе или везде?
И каков количественный масштаб - насколько меньше зерна он соберет?
В первом случае, при неурожае в 20 процентов на своей ферме, Боб скорее всего оставит без дополнительного корма лесных птах. В остальном в его жизни ничего не изменится. Труднее задача станет перед ним, если он соберет на 40 процентов меньше -придется ему, видимо, завязать с выпивкой.
Ну а 60-процентный неурожай и выше - это уже катастрофа, резкое падение уровня жизни, потому что придется зарезать часть скота и, может быть, даже голодать.
С другой стороны, не менее драматические изменения в жизни Боба могут произойти, если неурожай ударит по соседям. В таком случае цены на зерно могут резко подскочить вверх - настолько, что соблазн оставить без зерна птиц и выставить на продажу не один, а два мешка из пяти может оказаться непреодолимым... Но вообще-то и без самогона можно обойтись, если цену дадут за зерно правильную (в конце концов, можно покупать иногда бутылочку в магазине).
Но есть некий предел, дальше которого Боб не пойдет. Есть предел и с другой стороны - стороны покупателя. Если цены на зерно его превысят, потребитель перейдет на рис или картошку, или даже лебеду будет есть.
Таким образом, предельный мешок зерна, без которого Боб не сможет обойтись, и предельный мешок - или сумма - денег, который в состоянии будет покупатель на зерно потратить, определят между собой цену в этом году.
Но и падение цен (если у соседей вдруг дела пошли лучше) может иметь серьезные последствия. Бобу, возможно, придется продавать два мешка по цене одного, опять же пожертвовав бедными птицами, чтобы просто сохранить нравящийся ему образ жизни. А если цены упадут еще ниже, может случиться и так, что больше одного мешка продать не удастся - рынок перенасыщен.
Со всех сторон существуют предельные максимумы и минимумы, между которыми и формируется цена на зерно.
Конечно, в жизни все гораздо сложнее такой схемы. Для начала кормление птиц может быть для кого-то самой важной вещью на свете. Ради сохранения домашнего скота многие пойдут на лишения - серьезное снижение личного потребления.
Не говоря уже о том, что Боб может просто оказаться алкоголиком и ни за что не откажет себе в удовольствии гнать виски из собственного зерна.
И наконец, понятно, что в реальности на формирование цен на зерно влияет множество других факторов: цены на другие культуры и на скот, государственные субсидии и внешняя торговля, политика и бог его знает что еще. Но все эти факторы ощетинятся своими предельными максимумами и минимумами - например, государственные субсидии далее некоего предела уже не работают.
