Вовсе нет - спокойно ответил тот.
Нет, сказал Айсман. Это не вопрос. Это НОЛЬ. Я категорически заявляю, что вероятность 5%-ного уровня дефолта по вашим кредитам равна НУЛЮ.
И убытки, связанные с высокорисковыми кредитами, будут несопоставимо выше.
Прежде, чем обескураженный руководитель Option One смог вымолвить хоть слово, у Айсмана зазвонил мобильник. Вместо того, чтобы выключить телефон, Айсман демонстративно извлек его из кармана и приложил к уху, нажав кнопку ответа.
Прошу прощения, сказал он через секунду, поднимаясь с места. Это очень важный звонок, и я должен на него ответить.
С этим словами он просто взял и вышел из зала.
Нарочитая язвительность Айсмана, имевшая целью безо всяких экивоков обнажить суть дела, явилась очевидной для всех присутствовавших; но куда труднее было разглядеть за этой язвительностью его искреннее желание, несмотря ни на что, верить в жизнеспособность системы. Да, всякий раз, как он видел творящуюся кругом мерзость, он называл вещи своими именами, и все же, эта мерзость не переставала его по-настоящему огорчать и даже шокировать. В тот вечер в Лас-Вегасе в ресторане за столиком рядом с Айсманом случайно оказался весьма респектабельный человек, который, как выяснилось, занимался инвестициями в ипотечные CDO облигации, обеспеченные долговыми обязательствами. К тому времени Айсман был уверен, что знает о CDO практически все, что нужно знать.
Однако, как оказалось, это было не так.
Несколько позже, когда я подсел за столик к Айсману, он сразу же начал горячо объяснять мне, какую роль играют мезонинные CDO. В качестве отступления хочу заметить: первое, что бросается в глаза при общении с Айсманом это его всегда поджатые губы (когда он молчит). Затем вы обращаете внимание на его коротко стриженные светлые волосы, причем сразу же складывается такое впечатление, что он делал стрижку сам себе, думая при этом о чем-то совсем другом.
Понимаешь, какая штука, сказал мне Айсман, они ведь построили настоящую адскую машину!
Затем он нарисовал на листке бумаги две башни, символизировавшие различные категории долговых обязательств. Первая башня была составлена из первичных низкокачественных кредитов, располагавшихся друг на друге. На ее вершине находились транши AAA, сразу под ними транши AA, и так далее, все ниже и ниже, вплоть до самых высокорисковых траншей BBB как раз тех облигаций, по которым Айсман проводил короткие продажи. Но Уолл-стрит использовала эти транши BBB (худшие из худших), чтобы построить еще одну башню из облигаций: из самых кошмарных облигаций CDO.
А делалось это потому, что рейтинговые агентства, оценивая горы долговых бумаг, обеспеченных весьма сомнительными кредитами, присваивали большинству из них рейтинг AAA. После этого такие облигации без труда можно было продать инвесторам (в частности, пенсионным фондам и страховым компаниям), которые имели право вкладывать средства исключительно в бумаги с высокими рейтингами.
Черт побери, у меня просто в голове не укладывается, что такое стало возможным. И, по-моему, за последние два года я уже тысячу раз об этом говорил, с горечью произнес Айсман.
Его сосед по столику в ресторане Лас-Вегаса руководил фондом со стоимостью активов порядка $15 млрд и работал с CDO, обеспеченными ипотечным траншем BBB; как выразился Айсман, эти бумаги по сравнению с первичными облигациями были полнейшим дерьмом.
Фонд FrontPoint немало времени посвящал разгребанию навозных куч, поэтому Айсман знал, что соответствующий уровень дефолтов на тот момент был уже достаточно высок, чтобы весь портфель активов этого инвестора вылетел в трубу.
Полагаю, Вы сейчас переживаете не лучшие времена, сказал Айсман собеседнику.
Вовсе нет, спокойно ответил тот. Я уже все распродал.
Как выяснилось, получив свои комиссионные, он сбывал облигации другим инвесторам. И хотя он считался экспертом по CDO, в действительности его ни в малейшей степени не волновало, какова реальная ценность этих самых CDO.
Таким образом, он вроде бы как управлял облигациями CDO, говорит Айсман, но фактически-то чем он управлял? Я был поистине шокирован. Выходило, что люди платили свои кровные некоему специалисту, который проводил операции с принадлежавшими им CDO как будто этот дебил и вправду делал для клиентов нечто полезное.
Ну ты и сволочь, подумал я, да ведь на самом-то деле тебе же глубоко плевать на твоих инвесторов.
Но волна злости, закипавшей в душе Айсмана, начисто разбилась об искрящееся добродушие его собеседника. Тот не только вполне спокойно воспринял пессимизм Айсмана по поводу CDO, но и углядел в этом пессимизме едва ли не повод для дружбы.
В определенный момент он произнес фразу, которая стала для меня озарением, говорит Айсман. В частности, он сказал: Знаете, а мне очень нравятся ребята вроде вас, которые играют на понижение на моем рынке. Не будь таких как вы, мне просто нечего было бы покупать!
И вот тут-то Айсман наконец полностью уразумел, где собака зарыта. До сих пор он заключал сделки с Goldman Sachs и Deutsche Bank относительно бумаг с рейтингом BBB, не понимая до конца, почему же эти фирмы так охотно идут на подобные сделки. А теперь он понял все.
В стране было не так много сомнительных заемщиков с безнадежными кредитами, чтобы удовлетворить спрос инвесторов на конечный продукт. И такие вот фирмы заключали с Айсманом побочные спекулятивные сделки для искусственного размножения бросовых активов.
Здесь-то и крылось различие между дутой финансовой деятельностью и компьютерным футболом: если при игре в компьютерный футбол вы подпишете контракт с компьютерным Пейтоном Мэннингом, тем самым в реальности вы не создадите второго Пейтона Мэннинга и никак не повлияете на фактическое положение дел в Национальной футбольной лиге. А вот когда Айсман приобретал кредитный дефолтный своп, он давал Deutsche Bank вполне осязаемую возможность выпустить новую облигацию, полностью идентичную оригиналу, за одним небольшим исключением эта облигация не предполагала наличия реального покупателя жилья или заемщика. Единственными активами, выступавшими обеспечением подобных облигаций, являлись те самые побочные спекулятивные операции, которые Айсман и другие, вроде него, проводили с компаниями типа Goldman Sachs.
По сути дела, Айсман платил фирме Goldman проценты по низкокачественной ипотеке. А в действительности никакой ипотеки в данном случае вообще не существовало.
- Видите ли, им было мало оравы низкокачественных заемщиков, которые набрали кредитов для покупки жилья, не будучи в состоянии реально себе это позволить, говорит Айсман. Тогда они начали делать этих заемщиков из воздуха, за счет этого увеличив свои обороты в сотни раз! Вот почему фактические убытки в итоге оказались настолько огромными, многократно превзойдя объемы реального кредитования. И только в тот вечер я осознал, что этим ребятам нужны были мы, чтобы схема продолжала работать.
Я был как громом поражен неужели закон допускает такое?
Организатором ужина в тот вечер выступал Deutsche Bank, главный трейдер которого Грег Липман в свое время как раз и вывел Айсмана на рынок низкокачественных облигаций. Айсман отыскал среди присутствовавших Липмана, указал ему на своего соседа по столику и сказал:
Я хочу выставить его бумаги на короткую продажу.
Липман поначалу подумал, что Стив шутит. Но он не шутил.
Послушай, Грег, я действительно хочу открыть короткую позицию по бумагам этого парня, повторил Айсман. Причем не глядя.
Изначально Айсман управлял инвестиционным фондом со стоимостью активов $60 млн, но к тому моменту у него уже были открыты короткие позиции по различным высокорисковым бумагам на сумму порядка $600 млн. Весной 2007 года рыночная конъюнктура несколько улучшилась. Однако сам Айсман говорит по этому поводу следующее: В марте и апреле качество кредитов всегда повышается, и вот почему: в эти месяцы люди получают возвраты налоговых платежей. Казалось бы, ежу понятно, что специалисты по секьюритизации просто обязаны это знать.
В общем, мы не переставали удивляться творящемуся вокруг идиотизму.
Айсман уже выставил на короткую продажу бумаги ипотечных кредиторов и застройщиков. Теперь он открыл короткие позиции по рейтинговым агентствам, которые присваивали рейтинги облигациям CDO в десять раз чаще, чем облигациям GM, и вскоре вся эта катавасия неминуемо должна была закончиться.
Наконец, он начал играть на понижение с бумагами крупнейших компаний с Уолл-стрит, которые активно работали с CDO. Правда, Айсман не мог проводить короткие продажи акций Morgan Stanley, поскольку этот эмитент был одним из совладельцев фонда FrontPoint. Однако Стив открыл короткие позиции по бумагам UBS, Lehman Brothers и некоторых других гигантов.
Вскоре после этого в офис FrontPoint заявился Брэд Хинтц, известнейший аналитик из компании Sanford C. Bernstein, занимавшийся фирмами с Уолл-стрит. Хинтц хотел выяснить, чего добивается Айсман.
А мы только что открыли короткую позицию по акциям Merrill Lynch, сообщил ему Стив.
Но почему? спросил Хинтц.
Все очень просто, пояснил Айсман. В самое ближайшее время начнется сущий ад, а всякий раз, когда начинается сущий ад, без участия Merrill там не обходится.
Когда неграмотные действия консультантов привели к банкротству Orange County, в этом была замешана компания Merrill. В процессе краха доткомов Merrill также сыграла не последнюю роль. Еще в восьмидесятые годы прошлого века, когда первый трейдер, торгующий облигациями, потерял сотни миллионов долларов, опять же не обошлось без компании Merrill. Логика Айсмана полностью отражала логику сложившейся неофициальной иерархии Уолл-стрит. Goldman Sachs был крутым парнем, заправлявшим всеми делами в этом квартале.
А Merrill Lynch выступал в качестве толстенького коротышки, которому предлагалось выполнять наименее приятные задания, и который должен был быть счастлив уже потому, что вообще участвует в деле. В целом, по мнению Айсмана, на Уолл-стрит царила жесткая тирания, и всякое неповиновение боссу подлежало суровому наказанию. Стив полагал, что Merrill Lynch при необходимости как раз и играл роль козла отпущения.
Одного только никак не мог понять Айсман, и этот вопрос не переставал мучить его вплоть до мая 2007 года.
Мы раздумывали и так и сяк: Черт возьми, ведь все происходящее более чем очевидно. Почему же никто, кроме нас, так и не понял, что корабль вот-вот пойдет ко дну?
Айсман уже давно регулярно выписывал Grant’s Interest Rate Observer информационный бюллетень, хорошо известный в кругах Уолл-стрит и практически неизвестный за их пределами. Его редактор Джим Грант предрекал грядущую катастрофу еще с середины 1980-х, когда начался великий долговой круговорот. В конце 2006 года он решил изучить, что же это за штука такая CDO. Вернее сказать, Джим поручил выяснить суть дела своему молодому помощнику Дэну Гертнеру, по образованию инженеру-химику с дипломом MBA.
Гертнер обложился документами, которые, по идее, должны были разъяснять смысл операций с CDO потенциальным инвесторам, и в течение нескольких дней корпел над ними, потел, сопел, вздыхал и кашлял.
Наконец, он пришел ко мне, вспоминает Грант, и сказал: Ей-богу, шеф, ни черта не могу тут разобрать, что к чему. Тогда я ответил: Ладно, думаю, мы все же выскажем по этому поводу наше мнение.
Когда Айсман прочел статью в бюллетене Гранта, он обнаружил в ней подтверждение всех своих внутренних интуитивных предчувствий относительно облигаций CDO, которые он продавал:
Изучив статью, я подумал: Господи, да это же просто откровение! Пожалуй, в тот момент я был единственным из читателей этого материала, кто испытал наслаждение, сравнимое с оргазмом
19 июля 2007 года председатель Федеральной резервной системы Бен Бернанке сообщил Сенату США, что убытки на рынке низкокачественной ипотеки, по оценкам ФРС, составят около $100 млрд. В этот же самый день фонд FrontPoint сделал нечто не совсем обычное организовал собственную пресс-конференцию: Фонд и раньше проводил конференции для своих немногочисленных инвесторов, но на этот раз мероприятие было куда более масштабным. Стив Айсман наконец вышел из тени. В зале собрались пятьсот человек, чтобы послушать его выступление, а еще пятьсот впоследствии пришли послушать это выступление в записи. Айсман разъяснил аудитории хитромудрую схему операций с CDO и заявил, что, по его прогнозам, в одном лишь этом сегменте рынка убытки достигнут $300 млрд.
Предлагая собравшимся самим оценить ситуацию, он призвал их выбросить все имеющиеся прогнозные модели в мусорную корзину, поскольку все они безнадежно устарели.
Применяемые ныне эконометрические модели абсолютно не соответствуют той реальности, с которой мы сейчас сталкиваемся. И специалистам по секьюритизации, по-видимому, пришла пора хотя бы раз в жизни всерьез задуматься над тем, что происходит вокруг.
Стив заявил, что рейтинговые агентства уже морально обанкротились и сейчас живут в постоянном страхе перед банкротством реальным.
Рейтинговые агентства напуганы до смерти, произнес он. Они напуганы до смерти тем, что ничего не делают, потому что если они ничего не делают, то тем самым расписываются в собственном идиотизме.
18 сентября 2008 года Дэнни Мозес, как обычно, пришел на работу в полседьмого утра. Несколькими днями ранее на этой неделе компания Lehman Brothers инициировала процедуру банкротства. А за день до этого события индекс Доу-Джонса рухнул на 449 пунктов, достигнув минимального уровня за последние четыре года.
Практически в одночасье европейские правительства запретили короткие продажи, но это были еще цветочки по сравнению с тем, что произошло дальше.
Сразу после открытия рынка в США все АБСОЛЮТНО ВСЕ финансовые активы начали в буквальном смысле слова свободное падение.
Они катились под гору с такой скоростью, какой я никогда в жизни не видал, вспоминает Мозес.
Фонд FrontPoint успел открыть короткие позиции по всем бумагам, каким только мог, поэтому это тотальное крушение вполне могло доставить Мозесу в глубине души удовольствие. Пожалуй, его можно было бы простить, если бы в тот момент он вскочил и завопил от радости. В конце концов, он два года подряд только и делал, что твердил о возможности подобной катастрофы, хотя сейчас ее масштабы превзошли даже самые смелые его ожидания. Однако никакой радости Мозес не испытал; напротив, он чувствовал, что вся эта ужасающая лавина не обойдет стороной и его.
На тот момент у него в работе находилось порядка 100 сделок, и он разрывался на части, чтобы уследить за всеми ними.
Все утро я прилагал неимоверные усилия, чтобы не потерять контроль над ситуацией, говорит Мозес, но в конце концов я его потерял. Я смотрел на экраны, и мне казалось, что я заглядываю в бездну. Это был конец. Голова моя начала раскалываться от боли, а ведь я практически не страдаю головными болями.
Поначалу я подумал, что это аневризма сосуда.
Мозес встал, пошатнулся, затем повернулся к Дэниэлу и сказал:
Я не могу. Очень плохо себя чувствую. Мне нужно уйти.
Прямо сейчас.
Дэниэл хотел было вызвать скорую, но потом решил просто выйти вместе с Мозесом прогуляться, на свежий воздух.
Погода стояла чудесная; вверху, между небоскребами, виднелось голубое небо, радуя глаз и согревая сердце. Айсман в тот момент находился в Goldman Sachs на конференции для руководителей хедж-фондов, пытавшихся привлечь дополнительные средства. Мозес и Дэниэл сумели до него дозвониться, после чего Стив ушел с конференции и встретился с ними у ступеней Собора Святого Патрика.
Мы уселись прямо там, говорит Мозес, и молча смотрели на людей, спешащих мимо.
Вот и произошло то, чего они с таким ужасом ожидали тотальная катастрофа
Инвестиционно-банковский сектор оказался в полнейшей заднице, сказал мне однажды Айсман, еще за несколько недель до краха. Эти придурки еще только начинают понимать, в какой заднице они оказались. Наверное, так чувствовали себя схоласты незадолго до появления Ньютона. И вот Ньютон появился, и в одно прекрасное утро вы просыпаетесь и в ужасе восклицаете: Господи Боже ты мой!
Выходит, я в корне ошибался!
К тому моменту, когда Мозес, Дэниэл и Айсман сидели рядом с собором, Lehman Brothers уже прекратил свое существование, Merrill Lynch отказался от дальнейшей борьбы, а инвестиционным банкам Goldman Sachs и Morgan Stanley оставалась всего неделя до полного разорения. В общем, инвестбанки не просто оказались в заднице они вообще исчезли с лица Земли. Чего нельзя было сказать о хеджевых фондах, руководители которых предвидели грядущее развитие событий.
Сидя возле собора, мы чувствовали себя на удивление спокойно, вспоминает Мозес. Мы как будто бы полностью отгородились от того кошмара, который творился на рынках. Как будто бы, так сказать, воспарили над ним. Мы просто сидели, смотрели на прохожих и рассуждали о том, что может произойти дальше.
Сколько из этих людей потеряют работу Кто станет арендовать эти здания после того, как все фирмы с Уолл-стрит вылетят в трубу Ну, и все в таком роде.
Тем не менее, масштабы катастрофы по-настоящему шокировали Айсмана.
Вот что я вам скажу, произнес он. Я никогда не желал этой стране плохого. Я не хотел, чтобы началась вторая Великая Депрессия.
Я только хотел, черт побери, чтобы Америка на порядок сократила объемы долгового финансирования.
Айсман тысячи раз тысячью способами пытался втолковать людям, насколько скверно обстоят дела в этом бизнесе, но его никто не желал слушать.
Вообще-то Уолл-стрит просто-напросто наконец получила по заслугам, вот и всё, говорит Айсман. Эти ребята самые настоящие жулики. С помощью своих воздушных замков они беззастенчиво обманывали людей.
За все эти годы я повидал немало специалистов из крупных фирм с Уолл-стрит, у которых явно наблюдался кризис совести.
А вот у сотрудников фонда FrontPoint, если разобраться, не было никаких оснований винить себя в чем-либо. Из всех них некоторые внутренние терзания испытывал только Дэниэл.
Винни же родом из Квинса, поэтому ему сам Бог велел видеть все в черном цвете, говорит Айсман. На что Дэниэл отвечает:
Мы действовали, исходя из следующей предпосылки: Играя на понижение, мы обеспечиваем ликвидность, спасающую рынок от немедленной катастрофы.
Это было все равно, что кормить ненасытного монстра, добавляет Айсман, характеризуя рынок мусорных облигаций. И мы кормили этого монстра до тех пор, пока он не лопнул от обжорства.
Примерно в то же самое время, когда трое друзей сидели на ступенях собора в тихом центре города, я сидел в закрытой кабинке одного из ресторанов в Ист-Сайде, ожидая Джона Гутфройнда, с которым мы договорились пообедать. От нечего делать я размышлял о разных философских вещах. К примеру, я думал о том, как парадоксальна порою наша жизнь: вот сейчас в некоем ресторане за одним столиком будут сидеть и мирно беседовать двое людей, испытывающих друг к другу едва ли не отвращение.
Образно выражаясь, из брюха лопнувшего чудовища тянулась длинная пуповина, уходившая аж в 1980-е годы. Ведь первый ипотечный дериватив создал один из моих друзей еще в 1986-м, через год после того, как мы с ним пришли на работу в Salomon Brothers. (Проблема не в самих финансовых инструментах как таковых, частенько говорит он. Проблема в тех людях, которые их используют.
Деривативы они как пистолеты: смотря в чьих руках находятся).
