ТАЙНЫ ПОДДЕЛЫЦИКОВ НОВОГО ВРЕМЕНИ
Требование о возвращении Нефедки с товарищи не было выполнено. Еще долго денежное обращение северо-западной части Русского государства засорялось многочисленными подделками.
Например, в 1619 году в Дании началась чеканка специальных денежных знаков серебряных монет, по весу, внешнему виду и технике чеканки из проволоки полностью подражавших русским копейкам. В отличие от русских, данные монеты (у нумизматов они получили название деннинги) имели имя не русского царя Михаила Федоровича, а датского короля Христиана IV. На части деннингов имя короля было написано на немецком языке готическим шрифтом (в переводе Всемилостивейший Христиан IV король Дании), а на другой части помещалась русская легенда буквы фантастического алфавита, отдаленно напоминавшего русский, составляли надпись: Христианос шетира королас Деннмарк .
6 апреля 1619 года королевский указ поступил датскому монетному мастеру Иоганну Посту отчеканить серию деннингов, по материалу и пробе настолько похожих на русские образцы, что они могли бы пускаться в обращение как русские и быть ходовыми. Чеканить монеты предполагалось из расчета 48 деннингов на талеру. 7 июля 1619 года другой монетный мастер, Альбер Дионис, в Глюкштадте получил привилегию на чеканку монет и в том числе на чеканку деннингов. Как видим, и шведский король, и датский король инициаторы чеканки имели одинаковые исходные намерения и общую точку зрения.
Русские деньги удобный объект для разного рода манипуляций.
Разница от чеканки монет шла в карман эмитентов, а не русскую казну. Кроме того, иностранные производители русских денег не очищали талерное серебро и талер не терял в весе при выгорании примесей. Простота технологии чеканки русских копеек стала их дополнительной привлекательной стороной.
Не случайно ни поляки, ни шведы не пытались вносить кардинальные изменения в русское денежное дело, в глазах европейцев такое архаичное и соображениями руководствовались и датчане, чеканку деннингов.
Старые деньги приказывалось привозить в Москву и менять в казне с наддачею нового дела деньгами. Иностранным купцам немцом велено было оказать, чтоб они впредь таких денег на московской чекан не делали и в наши города не привозили. Фальшивые деньги, полученные у Немцов, следовало изымать, запечатывать печатью таможенников и, перепечатав , возвращать владельцам.
В указе 1620 года упор делался на то, что привозные деньги не згодятца ни к чему, поскольку они сделаны из низкопробного серебра или вообще не из драгоценных металлов. Исследования показали, что датские монеты чеканены из высокопробного серебра. Указ был направлен, прежде всего, против нарушения монопольного права чеканки монет вне русских монетных дворов. Более поздняя редакция указа, который неоднократно повторялся в первой половине XVIII века, говорит именно об той главной причине запрещения привозных денег: Денег своего дела привозить в Московское государство не пригоже, ни в одном государстве того не ведется, чтобы делать деньги на чужой чекан иного государства,
Огромное количество копеек, выпущенных в Дании, для торговли датских купцов в Лапландии, получили у русских прозвище корелки худые. Эти монеты вызвали целую народную смуту. Деньги-корелки худые, цена невольная, купля нелюбовная, во всем скорбь великая, вражда несказанная и всей земле связа, никто не смей ни купить, ни продать, так причитал Псковский летописец в 1636 году.
Царь издал грамоту, повелевавшую начать расследование о воровских монетах. Царские сыщики не всегда действовали успешно, но всегда жестоко. 4 Генваря взял воевода к себе в съездную избу нашего посадского человека Дементия Чудова с семьей и на сыне его искать велел по мощням и по земям и тех медных денег не нашел... и на дворе по всем хоромам и коробьям, и по мощням, у жены его медных денег обыскивали и не нашли нигде. Бравый воевода не любил неудач, а посему пошел на прямой подлог. Сделано это было настолько грубо, что возмутился даже вологодский дьяк.
Так воевода его бил и за бороду драл и из съездной избы выгнал.
Менялись один за другим сыщики, но корелки худые не убыаали, поскольку производились за бугром. Царь лишь мог запретить продавать товары иностранцам за привезенные от них русские деньги. Запрет вообще-то бы подействовал, если бы не плохое состояние русских дорог. Ныне мостов нет, а дорога Худа, грязна и водяна, и ехать ныне с телеги тою дорогою никоторыми обычаями нельзя... .
Нельзя было русским купцам, а иностранные торговцы героически преодолевали все тяготы дорожные и торговали безнаказанно и беспошлинно, таким образом подрывая экономику Великого государства Российского.
Недаром известный русский нумизмат И. Г. Спасский назвал фальсификацию болезнью русского денежного обращения.
Этой болезни зачастую содействовали сами российские правители. Бот как описывает известный историк С. М. Соловьев денежные беззакония, предшествовавшие знаменитому медному бунту 1662 года. По решению царя Алексея Михайловича в 1655 году были выпущены в обращение медные монеты с нарицательной стоимостью серебряных. Два года все шло нормально. А в 1659 году медные деньги резко обесценились.
Историк пишет: Стали присматривать за денежными мастерами, серебряниками, котельниками и оловянщиками и увидели, что люди эти, жившие прежде небогато, при медных деньгах поставили себе дворы каменные и деревянные, платье себе и женам поделали по боярскому обычаю, в рядах всякие товары, сосуды серебряные и съестные припасы начали покупать дорогою ценою, не жалея денег. Причина такого быстрого обогащения объяснилась, когда у них стали вынимать воровские деньги и чеканы.
Снова последовали жестокости. Преступникам рубили головы, отсекали у них руки и прибивали у денежных дворов на стенах, а деньги и имущество преступников забирали в казну. Не помогло.
В 1663 году царь вынужден был отступить. Чеканку медных денег прекратили, всю наличность переплавили в металл. В 1664 году появился указ, который свидетельствует, что воля царя не была выполнена.
Свои медные запасы людине сдавали в переплавку. В указе говорилось, что в Москве и разных городах появляются в обращении деньги портучены (натертые до серебряного блеска ртутью), а иные посеребренные или просто полуженные. Снова последовала волна жестоких казней. Всего за порчу монет в те годы было казнено более семи тысяч человек. Более чем пятнадцати тысячам отсекли руки, Ноги, наказали ссылкой, у многих отобрали имущество.
Однако соблазн нажиться фальшивомонетничеством оставался большим. Свидетельство этому дело об охульном серебре иноземного купца Вахромея Миллера, который в 1676 году принес на Московский монетный двор серебро: целые или ломаные талеры.
По приказу царя серебро начали плавить, чтобы перечеканить в русские монеты. Когда часть серебра расплавили, то выяснилось, что талеры содержат очень плохой металл с большим количеством примеси олова, меди, свинца и т. д. Работать с таким серебром было нельзя. Обычно при переплавке выгорали примеси олова и меди. На этот раз угар был слишком велик.
Вахромеевские ефимки против любских (т. е. любекских) плоше, доносили монетчики. Однако Миллер утверждал, что его серебро хорошее. Дело дошло до боярской думы.
Царь указал, а бояре приговорили охульное миллеровское серебро переплавить и, если будет слишком большой угар, то недостаток серебра взыскать с иностранных купцов хорошими ефимками. На сей раз серебро плавили в присутствии заинтересованных лиц: Вахромея Миллера и его товарищей, некоторых других купцов, мастеров-монетчиков и серебряных дел мастеров. На 20 фунтов миллеровского серебра, взятого для пробы, пришелся очень большой угар немногим меньше 2 фунтов, т. е. почти 10%.
Серебро забраковали.
Снова настойчивый Вахромей и его компаньоны били челом государю, и снова царь отдал приказ плавить охульное миллеровское серебро. Из этого ничего не вышло: рвалось переплавленное серебро, не чеканилось, оно ломалось. Чем кончилось это дело, не известно.
Известно лишь одно, что народ к фальсификации монет относился как к официальному злу. Единственный номинал крошечная серебряная копейка низкого качества доставляла большие неудобства. Крупные платежи приходилось пересчитывать по нескольку дней, а для меньших операций злополучная копейка была крупноватой. Мелкие торговцы начинали резать копейки пополам или натрое. В критические дни для денежного обращения появлялись денежные суррогаты, например, клейменные кусочки кожи.
Их окрестили кожаными жеребьями.
Средние века уходили в небылое, наступало новое время.
Молодой царь Петр I начал денежную реформу. Серебряные, чеканенные из проволоки русские копейки еще ходили некоторое время. Царь Петр ненавидел их не меньше, чем боярские бороды, и называл их старыми вшами.
Однако избавиться от них удалось лишь в 1718 году.
Сбылась петровская мечта все копейки стали медными. Однако другой мечте вывести всех фальшивомонетчиков не суждено было сбыться. Денежные воры остались.
Глава - ТАИНЫ ПОДДЕЛЫЦИКОВ НОВОГО ВРЕМЕНИ...
Однако Акинфий Демидов думал о другом. 4 февраля он подал новое прошение, в нем, словно, между прочим, после просьб о запрещении винной и пивной продажи на намечаемых к строительству заводах и о взятии в компаньоны генерала В. И. Геннина, просил разрешить ему разрабатывать не только медные руды на Алтае, но и серебряные и золотые, ежели же, где приищутся впредь.
Резолюцией от 16 февраля строительство медным заводов на Алтае разрешили с условием, что если там обнаружатся золотые или серебряные руды, то образцы их присылать на пробу в Берг-коллегию.
Это был очень неопределенный ответ на прошение, поскольку оставалось непонятным, кто же заводчик или казна будет разрабатывать найденные руды. В общем, Акинфий Демидов, выслушав 17 февраля решение о строительстве заводов, заверил, что исполнит его в точности и в Берг-коллегию и в Сибирский Обер-бергамт рапортовать о всем будет.
В подтверждение своей исполнительности Демидов тут же представил на пробу свинцовую руду. Анализ, который провел И. А. Шлаттер, показал, что содержание серебра в ней составило (в переводе на метрические меры) 1250 грамм на тонну. По тому времени это позволяло со значительной выгодой вести разработку.
Интересно, что местонахождение руды Демидов не указал. Тогда нарушились бы все его планы, и под угрозой оказалось бы разрешение на строительство заводов.
Еще лишь добиваясь разрешения строить заводы на Алтае, Акинфий Демидов уже знал о наличии серебра в алтайских рудах и намеревался его добывать. Имея на руках разрешение на строительство, Акинфий Демидов направил на Алтай своих приказчиков и мастеровых, которые на речке Локтевке построили небольшой медеплавильный заводик на две печи. Завод построили до осенних заморозков 1726 года.
Первую полученную из печей черновую медь сразу отправили водным путем для очистки на Невьянский завод.
Проведя первые плавки, Демидов внезапно принял решение забросить Локтевский рудник и завод и обратился к генералу В. И. Геннину с просьбой прислать ему опытного в медном деле мастера для выбора места под новый завод.
В чем же дело? Содержание меди в локтевских рудах даже по тем временам было очень высоким 37,5 %, вместо обычных 3 5 %. Локтевские руды оказались очень тугоплавкими и это могло послужить официальной причиной отказа от их разработки. Скорее всего, была другая причина.
Вот о ней-то заводчик и умолчал. Серебра, как установил потом академик Фальк, было всего ползолотника в пуде отборной руды (130 граммов на тонну).
Где же поставил Демидов новый завод? Посланные В. И. Генниным на Алтай в 1727 году специалисты-плавильщики по медному и серебряному делу гиттенфервальтер Никифор Клеопин и саксонец Георги, прибыв на место и ознакомившись с положением дел, посоветовали начать строительство нового завода в трех верстах от первого, на реке Белой, впадающей в озеро Колывань.
Место было выбрано в районе распространения полиметаллических месторождений, содержащих, кроме меди, промышленные концентрации цинка, свинца, серебра и золота. Именно это и соответствовало намерениям Акинфия Демидова.
Ожидая крупные доходы, он стал вести строительство нового завода, названного Колыванским, самыми быстрыми темпами. В сентябре 1729 года Колыванский завод был пущен в действие и первые караваны с алтайской черновой рудой потянулись на Невьянский завод. Так началась таинственная деятельность демидовского Урало-Алтайского комплекса, долгое время смущавшего позднейших исследователей своим плохим географическим размещением.
Отправка черновой меди с Колыванского завода в Невьянск за 2000 верст показалась горным чиновникам необычайно подозрительной. Берг-коллегия направила в 1732 году на Алтай ревизоров: ассесора В. Райзера и капитана В. Фермора. Демидовские приказчики представили ревизорам такие счетные книги, что ревизоры, вернувшись осенью в Петербург, смогли сообщить начальству, что книги ведутся у Демидова не по правилам, а потому выразили недоверие цифровым показателям работы Колыванского завода.
В. Райзер и В. Фермор указали и на серебро в разрабатываемых рудах.
Доносители изрядно мешали деятельности Акинфия Демидова как на Алтае, так и на Урале. Не успел горнозаводчик прийти в себя от наезда петербургских ревизоров на Алтай, как в мае 1733 года екатеринбургский фискал, подканцелярист Капустин подал императрице Анне Иоанновне извет о неплатеже в казну налогов с Невьянских заводов и о наличии на алтайских землях Демидова серебряной руды, которую без указа плавить не велено.
Вслед посыпались новые серебряные доносы. Они попадали, как говорится, в жилу. Именно в начале 30-х годов XVIII века началось выколачивание налогов с заводовладельцев, которые всяческими способами уклонялись от платежа пошлин.
В августе 1733 года для этого была образована специальная комиссия под председательством президента Коммерц-коллегии барона П. П. Шафирова.
Сразу после создания комиссии на Невьянские заводы направился ревизор капитан С. Кожухов. Как ни тайно готовилась его поездка, Акинфий Демидов, будучи в Петербурге, узнал о ней и срочно направил в Невьянск гонца с наказами спрятать все заводские документы в подвал церкви. Ревизорской комиссии все же удалось установить, что выплавка чугуна на заводе оказалась в полтора раза больше, нежели было показано в ведомостях, присланных в Берг-коллегию.
Так обстояло дело в Невьянске. Алтайским медеплавильным заводом, на который также указывали доносители, комиссия почему-то не занималась. Хотя на Урале ходили упорные слухи о тайной выплавке на Невьянском заводе серебра из привозимой с Алтая черновой меди.
Вновь назначенный начальником горных заводов Урала и Алтая Татищев решился потревожить алтайскую вотчину Демидова. В 1736 году он направил на Кольванскии завод экспедицию под руководством майора А. Угрюмова, чтобы отобрать завод в казну в связи с подозрением о выплавке на нем серебряных руд.
При пробной плавке руд, взятых с месторождения на реке Корбалихе, мастера экспедиции установили наличие в них серебра. Угрюмев не придал почему-то этому значения, посчитав, что плавильщик добавил в пробу могильное чудское серебро или серебряные копейки. И все же Татищев добился того, чтобы завод был взят в казну. Лишь благодаря хлопотам высокопоставленных заступников, через несколько месяцев его возвратили обратно владельцу.
Как видим, Демидов смог убедить кого-то в верхах, что серебра там нет.
Прошло еще три года, в августе 1739 года академик И. Г. Гмелин, путешествуя по Сибири, посетил Колыванский завод и в своих путевых записях отметил, что тамошняя руда наряду с медью содержит и серебро.
Выходит, что серебро в медных рудах, которые плавились на Колыванском заводе, несомненно, было. Однако извлекали ли его из черновой меди?
Ответ на этот вопрос дают отдельные подозрительные моменты в деятельности Невьянского и Колыванского заводов.
Ревизоры В. Райзер и В. Фермор, обследовавшие демидовские рудники и заводы, отмечали, что с 1729 по 1731 г. там выплавлено 7868 пудов черновой меди, из которой 2552 пуда отправлено водным путем по Иртышу и Тоболу в Невьянск. О переправке черновой меди в Невьянск и ее очистке здесь сообщали и многие другие. Перевозка меди-сырца с Алтая на Урал за 2000 верст выглядит очень странно.
Демидов объяснял это тем, что в районе Колыванского завода не имеется необходимого количества леса для пережигания на уголь и что не хватает рабочих для очистки меди на месте.
Повод для сомнения дает то, что после того как алтайские заводы отобрали в казну (1747 год), там с большой выгодой руду перерабатывали на месте и выплавляли чистую медь, серебро и золото. Местных лесов хватало для получения древесного угля.
Для более ясного представления себе странности перевозки черновой меди на такое огромное расстояние следует пояснить, что такое черновая медь. При плавке обожженной руды в плавильных печах получался роштейн, то есть сплав сернистых соединений меди и железа с примесью других металлов. Этот сплав потом обжигали и получали черновую медь продукт, в котором чистой меди было около 70 процентов.
Затем черновую медь плавили в разделительных или извлекательных печах, где отделяли железо и выжигали остатки серы. Из печей уже выходила красная медь гаркупфер, в которой чистой меди содержалось 95 процентов, но еще оставались свинец, цинк, серебро, золото, никель, кобальт и разные редкие металлы.
В Невьянск для очистки перевозилась черновая медь, хотя гораздо выгоднее было транспортировать красную медь или чистую.
Для получения черновой меди в то время требовалось в 11 раз больше древесного угля, чем для ее дальнейшей очистки. Таким образом, это не такая и сложная проблема, как представлял ее Демидов перед казной.
Он говорил, что на Колыванском заводе ему не хватало мастеровых. Но вот какой парадокс: для очистки меди на месте рабочих не хватало, а для ее перевозки в Невьянск, на что требовалось (по расчету) в десять раз больше людей, нежели для очистки, люди находились.
С какой же целью перевозили черновую медь? Экономический подсчет показывает, что на одной лишь перевозке многих тысяч пудов ненужных примесей, которые содержались в черновой меди, Акинфий Демидов должен был терпеть громадные потери. А ведь подобное было не в его натуре.
Именно эти ненужные примеси крайне были нужны Акинфию Демидову. В них имелось серебро и золото.
Производственный процесс отделения золота и серебра от меди в России освоили в первой четверти XVIII века. И трудно себе представить, чтобы практичный горнозаводчик Акинфий Демидов при очистке алтайской меди, богатой примесями благородных металлов, мог допустить, чтобы они шли вместе с отходами сразу в отвалы. Без сомнения, остаточный сплав (свинец, цинк, золото, серебро) подвергался аффинажу, то есть разделению.
В этом деле Демидову могли помочь иноземные мастера специалисты по плавке серебра, работавшие на его Колыванском и Невьянском заводах. Видимо, не случайно очисткой меди в Невьянске занимался опытный плавильщик серебра Иоганн Юнгганс. Он навряд ли позволил бы допустить такую потерю ценных примесей.
О стремлении к тщательной очистке меди на Невьянском заводе свидетельствует письмо Акинфия Демидова, посланное им 12 марта 1733 года из Петербурга, приказчику Нижнетагильского завода Стефану Егорову (в Невьянске в то время хозяйничали ревизоры): Колывано-Воскресенскую черную медь очисти всю, а Яков Сидоров (приказчик В. Я.) пишет, что, де, та медь не совершенно очищена, будто оная в дело посуды не идет, кроме колокольного литья. И для бога смотри за гармахером, чтоб она шла в действие, чтоб нам от того не нажить худые славы.
