Геоклиматический фактор
... В России за пределами власти нет никакого общества, а есть только народ безликая, однородная и безгласная этническая или конфессиональная (православный народ) общность. Власть в России самоопределилась по отношению не к обществу, а к народу (власть субъект, народ объект), что и придало ей не столько политический, сколько патримониальный характер. Народ и общество в России взаимоисключающие понятия [Межуев 2000, с. 94, 95].
Ордынская система на смену формировавшемуся, но еще не сложившемуся феодальному классовому обществу привела вместе с азиатской деспотией и азиатский (государственный) способ производства, и рыхлую бесклассовую социальную структуру социума без частной собственности, без социальных групп собственников.
Лишь во второй половине XVIII в. возникла частная собственность на землю и другое имущество наряду с гражданскими правами для привилегированного меньшинства. В 1762 г. император Петр III издал Указ, по которому дворяне были освобождены от обязательной службы с сохранением прав на землю. Но этот документ не внес полной определенности в статус земли и работавших на ней крестьян (до того находившихся в собственности государя). Тем не менее, можно считать, что с этого времени в России появился класс свободных подданных, не зависевших от государства. В 1765 г. Екатерина II своим Указом объявила владельцев поместий вне зависимости от наличия документальных подтверждений de jure собственниками земель. Наконец, в 1785 г. императрица подписала знаменитую Жалованную грамоту дворянству, по которой благородное российское дворянство получило в полную и неотчуждаемую собственность свои владения, т. е. земли, заселенные крестьянами. Произошло это на шесть столетий позже, чем в Англии. Само понятие собственность, введенное Жалованной грамотой, вошло в обиход, к примеру, в Германии еще в первой половине XIII в. Грамота декларировала вольность и свободу дворян, добровольный характер их службы государству.
В том же 1785 г. Екатерина II подписала Жалованную грамоту городам. Горожане были разделены на два сословия купцов и мещан. И те, и другие могли владеть и пользоваться движимой и недвижимой собственностью [Пайпс 2000, с. 248249, 251; Миронов 2000]. Что же касается основной массы населения крестьянства, то их превращение в собственников обрабатываемой ими земли так и не завершилось вплоть до 1 91 7 г. Хотя в целом можно сделать вывод, что в канун Октябрьского переворота уже побеждала европейская линия. В то же время следует отметить, что для большинства россиян частная собственность еще не стала традицией. Реформы П.А. Столыпина не успели трансформировать члена сельской общины в независимого фермера. Эта двойственность сложившейся тогда тенденции развития страны объясняет, почему большевизму пришлось прибегнуть к уничтожению десятков миллионов людей для строительства социализма, а на деле для торжества азиатской линии развития.
Эта же двойственность сложившихся тенденций развития страны помогает понять, почему именно в России на собственной национальной почве, не привнесенный извне, победил режим, сломивший буржуазное, собственническое общество, складывавшееся в стране, приведший к торжеству азиатской линии развития. Однако это не удалось выполнить в полной мере потому, что Россия по своему психолого-историческому положению была гораздо ближе к Западу, чем, скажем, Китай или Индия.
Представляется, что важным системным элементом анализа транзитивных процессов в современной России может стать идея евразийской культуры. Она может содействовать решению вопроса относительно характера происходящих в российском обществе перемен: означают ли они движение в направлении вестернизации, преодоления этакратизма и корпоративного евразийства или формирование особой социальной реальности. Много лет назад Ю.М. Лотман высказал интересную мысль: евразийство формировалось по западную сторону границы, отделявшей оседлую европейскую цивилизацию от ВЕЛИКОЙ СТЕПИ, и по восточную сторону от конфессиональной границы, разделявшей истинное и еретическое христианство. Русь одновременно осознавала себя и центром мира, и его периферией, одновременно ориентировалась на изоляцию и интеграцию [Лотман 1972, с. 56].
Россия, по всей своей истории и географии, столетиями являлась евразийским обществом, то стремившимся сблизиться со своими европейскими соседями, то тяготевшим по всему строю жизни к азиатскому миру [Мир России 1995; Русский узел 1997].
Многие авторы обратили внимание на сходство сущностных черт так называемого советского социализма и той системы, которую К. Маркс называл азиатским способом производства, а современные нам исследователи предпочитают (и с полным на то основанием) именовать государственным способом производства (отсылаю в этой связи к работам наших отечественных авторов Л.С. Васильева, Р.М. Нуреева, Ю.В. Павленко [Васильев 1994; Нуреев 1989; Павленко 1989]). Сходство действительно обескураживающее. С точки зрения исследуемого нами вопроса это обнаруживаемое родство может помочь пониманию и объяснению особенностей русской ментальности и трудового поведения.
Историю дискуссий по поводу неоспоримого родства советского этакратизма и азиатских деспотий (с печальной судьбой их участников в годы советской власти) и результаты собственного сравнительного анализа двух феноменов: восточной деспотии и тоталитарных обществ ХХ века подробно изложил А.В. Пименов в цикле статей под характерным названием Дряхлый Восток и светлое будущее, опубликованных журналом Мир России в 1999 г. Он справедливо замечает: Близость обществ "реального социализма" к деспотиям Древнего Востока давно уже не новость, а, скорее, общее место... Природа же этого сходства по-прежнему не ясна [Пименов 1999, с. 59].
Советское и раннее постсоветское российское общества мы оцениваем как особую социально-экономическую и политическую систему, не относящуюся ни к капиталистическому, ни к социалистическому типу. Этакратизм самостоятельная ступень и параллельная ветвь исторического развития современного общества со своими собственными законами функционирования и развития. С утверждением этакратизма историческое развитие как бы закладывает виток гигантской спирали, на котором вновь формируются общества властного типа. Характеристики этакратического бесклассового общества:
- обособление собственности как функции власти, доминирование отношений типа властьсобственность;
- преобладание государственной собственности, процесс постоянного углубления огосударствления;
- государственно-монополистический способ производства;
- административно-плановая система;
- доминирование централизованного распределения;
- экономика дефицита;
- развитие неформальной экономики;
- зависимость развития технологий от внешних стимулов (технологическая стагнация);
- милитаризация экономики;
- сословно-слоевая стратификация иерархического типа;
- корпоративная система как доминирующая форма реализации властных отношений;
- социальная мобильность, как организуемая сверху селекция преданных системе людей;
- отсутствие гражданского общества, правового государства и, соответственно, наличие системы подданства, партократии;
[5]
- имперский полиэтнический тип национально-государственного устройства .
На первый взгляд, семь послереволюционных десятилетий были периодом торжества развития на основе азиатских исторических напластований. В то время разрушались социально значимые горизонтальные связи, во многих отношениях деградировала инфраструктура личностного развития, исчезло право на свободный выбор моделей жизни, шла деприватизация практически всех сторон жизнедеятельности. Все это привело к воспроизводству среднетипических, усредненных индивидов. В этом отношении можно говорить о том, что подлинно цивилизованного способа существования в советском (этакратическом) обществе не было.
Однако, в те же годы возрастающая глобализация мировых экономических и общественных процессов, современный уровень развития средств массовой коммуникации не могли не привести к присвоению этакратическим обществом новейших форм и достижений цивилизации (это касается организации городского пространства, транспорта, архитектурных решений, элементов социального обслуживания и др.). Это, в противовес всей логике развития советской системы, вело к расширению и укреплению базы европейской культуры, базы становления готовности к рынку и гражданскому обществу. Другими словами, как и в предыдущий период национального развития, российскому социуму была присуща двойственность форм жизнедеятельности.
Отнесение России к обществам этатистского (этакратического) типа дает лишь первое приближение к объясняющей концепции национальной культуры в ее влиянии на трудовую этику, производственное поведение и специфику русского менеджмента. Обращение к работам социальных философов, историков, социологов дает возможность вычленить Россию и русских из общей массы стран и народов с этатистской исторической судьбой, перейти от слишком обобщенной типологии (ЗападВосток) к более предметной типологии локальных цивилизаций. В каждый момент времени существует некая совокупность локальных цивилизаций, которые обычно выстраиваются вокруг мировых религий. В этом контексте Россию можно уверенно отнести к православной цивилизации, в которой она столетиями занимала лидирующие позиции [Хантингтон 1995, с. 5; Хантингтон 1994, с. 3738; Яковенко 2002, с. 1119; Орлова 2000; Пастухов 1992, с. 5975; Межуев 2001, с. 287601].
Деятелями культуры Запада Россия воспринималась как страна иного, неевропейского порядка. Так, Г. Гегель даже не включал русских в свой перечень христианских народов Европы. И уже в ХХ в. Герберт Уэллс писал о России как стране полувосточной, полузападной. Многие наблюдатели приходили к выводу, что Россия некий евразийский гибрид, в котором нет четких признаков ни той, ни другой части света.
Освальд Шпенглер утверждал, что Россия кентавр с европейской головой и азиатским туловищем. С победой большевизма Азия отвоевывает Россию, после того как Европа аннексировала ее в лице Петра Великого [Шпенглер 1993, с. 110]. Интересно, что Россия тем же автором воспринималась как еще не завершенная культура. В построенной им типологии мировых цивилизаций О. Шпенглер относил Россию к назревающей, становящейся культуре, которой предстоит еще только заявить о себе в полный голос, в той мере, в которой позволит это сделать огромный потенциал ее роста.
Однако, Шпенглер, по справедливому суждению П.А. Сорокина, в своей философии истории и в оценке России повторял все основополагающие постулаты выдающегося русского ученого, историка и социолога Н.Я. Данилевского [Sorokin 1951, p. 359; Пивоваров 1992, с. 167168]. Мысль о том, что Россия еще не завершила свое цивилизационное строительство, но, напротив, во многом только начинает свое шествие, подробно развита в знаменитом труде Н.Я. Данилевского Россия и Европа (1869 г.), в котором он изложил свою теорию культурно-исторических типов. По его мнению, России еще только предстоит сформировать свою цивилизацию, основанную на своих собственных духовных принципах. Данилевский глубоко чувствовал своеобразие русского культурного типа. Он не признавал универсализм романо-германской культуры. Он не критиковал западноевропейскую культуру, но отрицал представление о ней как о единственной, он воспринимал себя стоящим на почве иной культуры, равноправной и равноценной с европейской [Данилевский 1995].
Согласно мнению выдающегося английского историка ХХ в. Арнольда Тойнби, Россия есть часть общемирового незападного большинства. Русские никогда не принадлежали к западному христианству. Восточное и западное христианство всегда были чужды друг другу, антипатичны и часто враждебны, что, к несчастью, мы и сегодня наблюдаем в отношениях России с Западом, хотя обе стороны находятся в так называемой постхристианской стадии своей истории [Тойнби 1995, с. 156]. Россия претерпела вызов природы, вызов Азии и вызов Запада. Тяжелые природные условия заставляли ее развиваться экстенсивно, расширяя географические пространства. Ответом на вызов Азии, а именно монгольского нашествия, явилось оседлое земледелие и укрепление православия [Тойнби 1991]. Наличие или отсутствие культурного синтеза это ключевая проблема для интерпретации процесса культурообразования в т. н. пограничных цивилизациях, которые возникают на периферии стабильных, крупных цивилизаций. ... Евразийское пространство между Западом и Востоком рождает крупнейшую периферийную цивилизацию Россию [Ахиезер 1991; Цивилизационные исследования 1996].
Согласно пассионарной теории культур Л.Н. Гумилева, пограничность не является постоянным свойством цивилизаций, а характеризует определенный этап их развития. Это объясняет относительность периферийности русской культуры [Гумилев 1994б, с. 501 502]. Современная Россия находится на рубеже вступления в новую для себя фазу инерции, для которой характерны устойчивость развития, четкая культурная идентификация, осознанность важности малых дел.
Геоклиматический фактор
Относительно разработанной макроконцепцией русской уникальности является геоклиматическая концепция, адресованная к неустранимым системным свойствам русской территории. В доиндустриальных обществах природная среда играла огромную роль в формировании типа хозяйства, всей системы жизнедеятельности людей, трудовых навыков, умений и т. д. Лучшие результаты опыта, практики закреплялись; формировались этнические традиции освоения территории, трудовой деятельности. Эти традиции не могли не оставить след в национальном менталитете (в том случае, если данный вид трудовой деятельности, определенные традиции труда становились достоянием широких масс людей). Сложившиеся за многие поколения системы воспитания были ориентированы, в первую очередь, на формирование работника, обладающего необходимыми для хозяйственной практики данного общества трудовыми навыками и психологическими чертами. Исследования по отдельным народам показывают, что традиционные системы воспитания даже и при изменении типа хозяйства продолжают влиять на формирование трудовых навыков и особенностей психики значительной части населения. Мы имеем дело с нередким случаем инерции этнической традиции. Ее можно использовать или стремиться изжить, но в любом случае необходимо учитывать.
Геоклиматическая концепция формирования русской цивилизации обосновывает уникальность российского развития, менталитета, социально-культурного и психосоциального типа людей, которые живут на территории центральной России, тем обстоятельством, что формированием культуры происходило в условиях необычных перепадов природных процессов [Ильин, Ахиезер 2000; Паршев 2001; Першин 1961].
Природные процессы колеблются во всех странах. Но именно в континентальной части Центральной России, где сформировалось ядро русской нации, и перепады были настолько велики, что результаты труда давали большой разброс результатов. Здесь скрыта существенная черта формирования особенной ментальности. Факты поразительны. Например, обследование, которое сделано в царской России по всем уездам 25 губерний (в основном центральной России) в период между 1891 и 1915 гг., показывает, что отношения максимального и минимального урожая по годам составляли: в Самарской губернии 7,3 раза, в Воронежской 7,05, Казанской 5,67, Симбирской 6,2. Уровень колеблемости отдачи от вложенного труда коренным образом отличается от того, который наблюдается в земледельческих районах других стран. Так, в Европе в те же годы вариативность в размерах урожая составляла максимум 1,52 раза [Першин 1961].
Взаимосвязь особенностей климата, трудовой деятельности и национальных традиций была замечена еще В. О. Ключевским, который писал: В одном уверен великоросс что надобно дорожить ясным летним рабочим днем, что природа отпускает ему мало удобного времени для земледельческого труда и что короткое великорусское лето умеет еще укорачиваться безвременным нежданным ненастьем. Это заставляет великорусского крестьянина спешить, усиленно работать, чтобы сделать много в короткое время и впору убраться с поля. ... Так, великоросс приучился к чрезмерному кратковременному напряжению своих сил, привыкал работать скоро, лихорадочно и споро, а потом отдыхать в продолжение вынужденного осеннего и зимнего безделья. Ни один народ в Европе не способен к такому напряжению труда на короткое время; но нигде в Европе, кажется, не найдем такой непривычки к ровному, умеренному, постоянному труду, как в той же Великороссии [Ключевский 1956, с. 313314].
Через столетие другой выдающийся историк России американец Дж. Биллингтон как бы продолжил канву мысли В. Ключевского: Голод на севере тоже ходил поблизости, поскольку пора, благоприятная для роста растений, была здесь короткой, а почва бедной и, чтобы посеять зерно, требовалось сначала, затратив много усилий, выкорчевать деревья и вспахать землю деревянным плугом. Но лес вызывал еще и особые страхи страх перед насекомыми и грызунами, уничтожавшими посевы, и перед огнем, пожирающим все на своем пути.
... Даже когда северный мужик расчищал и засевал поле и строил избу, ему досаждала невидимая армия насекомых и грызунов, проникавших сквозь доски пола и уничтожавших урожай [Биллингтон 2000, с. 52].
Вот данные из недавнего прошлого, когда, казалось бы, равномерность труда по сезонам за счет общей интенсификации сельскохозяйственного производства заметно возросла. В 1850-х гг. число нерабочих дней в году для крестьянина равнялось 230, среди них 95 праздничных; в 1902 г. 258 нерабочих дней, среди которых 123 праздника! При этом праздность имела объективные причины значительная часть нерабочих дней пропадала из-за непогоды [Миронов 2001, с. 100103].
Ставшие стереотипами поведения, словно бы впитанные с молоком матери, эти навыки рваного, некропотливого, неритмичного труда сказываются на всех видах и родах трудовой деятельности. В свое время один из наших известнейших ученый И.П. Павлов отмечал, что для русских мало характерны такие качества, как кропотливость, сосредоточенность, последовательность в выполнении задачи. У нас рекомендующими чертами являются не сосредоточенность, а натиск, быстрота, налет. Это, очевидно, мы и считаем признаком талантливости, кропотливость и усидчивость для нас плохо вяжется с представлением о даровитости.
... Как только человек привязался к одному вопросу, у нас сейчас же говорят: "А! это скучный специалист". И посмотрите, как к этим специалистам прислушиваются на Западе, их ценят и уважают как знатоков своего дела. Не удивительно! Вся наша жизнь двигается этими специалистами, а для нас это скучно... Мы все достоинство полагаем в том, чтобы гнать до предела, не считаясь ни с какими условиями. Это наша основная черта [Павлов 1991].
Есть и другие показатели, но все они сводятся к одному: Россия представляет собой континентальную страну с трудно осваиваемыми территориями, суровым климатом, ограниченным доступом к благоприятным океаническим зонам с их дешевыми транспортными артериями, имеет огромную протяженность, которая, с одной стороны, предоставляет необъятные запасы ресурсов, но, с другой стороны, затрудняет их транспортировку. Оттого единица производимого и перевозимого продукта в стране всегда дороже, чем в иных частях света. В литературе встречаются нуждающиеся в проверке расчеты сравнительных затрат на единицу продукции в России и странах с более благоприятным географическим положением и климатом. Так, интересны следующие суждения. Например, о транспорте: Плотность населения напрямую влияет на транспортные расходы. Если ... равномерно разместить население каждой страны на ее территории, то англичане, немцы, японцы окажутся на расстоянии около 60 метров друг от друга, тайцы и французы в 100 метрах. А вот между русскими расстояние будет 570 метров [Паршев 2001, с. 73]. То же касается богатства теплоносителями, которое оказывается весьма иллюзорным: скажем, если в Индии достаточно открыть окно, чтобы согреть помещение [Паршев 2001, с. 65], то в России все заводы, фабрики и жилые дома приходится отапливать практически две трети года.
Однако можно провести сравнения и c теми немногими высоко развитыми странами, которые также расположены вне зоны основного расселения человечества: Финляндия, Канада, Норвегия. И тут сравнение будет не в пользу России. Более того, трудно найти в литературе какие-либо упоминания на притязания этих стран на скидки по поводу суровости климата. Впрочем, есть же свои прелести в субтропическом и, тем более, в тропическом климате.
Несмотря на эти оговорки, следует признать, что данная географическая среда, приводившая к непредсказуемости результатов труда, явилась существенным фактором, повлиявшим на формирование русского характера. Эти особенности русских нашли яркое проявление в сказках, пословицах и поговорках [Собчик 1997; Касьянова 1994; Иваницкий 1997; Верховин 2001; Верховин 1997].
Этноэкологический фактор
Наряду с цивилизационно-экономическим и геоклиматическим факторами специфического развития России важную роль играет этноэкологический фактор, т. е. характер среды формирования и последующего развития этноса.
И первая проблема, которую хотелось бы отметить в этой связи, заключается в степени моноэтничности населения России. Если в Советском Союзе существовали народы разной исторической судьбы, с относительно целостными экономиками, со сложившейся государственностью, с преимущественным преобладанием титульного этноса народа на своей территории, то возникшее новое российское государство, помимо прочего, отличается от бывшего СССР преимущественной моноэтничностью. Здесь ясно и определенно преобладают люди одной культуры и одной исторической судьбы русские. По национальной культуре и языку современная Россия одно из самых однородных государств мира. Уважая права на культурную самобытность всех народов России, мы не можем не учитывать фактора доминирования моноэтничности в государственном строительстве и экономической политике. Русских около 82 % всех граждан (здесь и ниже приводятся данные переписи населения 1989 г., к сожалению, позднее всеобщей переписи не было).
