d9e5a92d

Начинаются массовые банкротства

В эти дни на крупнейшей электронной бирже NASDAQ биржевые котировки предприятий, специализирующихся на электронной коммерции, обрушиваются. Начинаются массовыебанкротства.

Выпуская через несколько недель каталогТулипомании, активисты De Balie включат в него электронное кладбище коммерческих компаний, потерпевших крах в это короткое время. Один из участников конференции, Томас Сковилл, пишет текст под названием Howl.com (отсылка к классической поэме битников Howl Аллена Гинсберга): Я видел лучшие умы моей
профессии, сокрушенные венчурным капиталом, сожженные, параноидальные, влачащиеся по улицам Капуччино в Пало-Альто за дозой фондовых котировок..."
Франко Берарди Бифо, итальянский философ и один из первых в итальянской истории медиа-активистов, основавший в 1976 году в Болонье пиратское Radio Alice, а также многолетний сотрудник французского психиатра Феликса Гваттари, выдвинул понятие когнитариат. У него есть два значения. Одно, наиболее очевидное - это нематериальные работники, работники знания как современный пролетариат. Можно считать его ответом критической и осторожной Европы на рыночные иллюзии поколения Wired . Другое - менее очевидное, его следует понимать по аналогии с болезнями типа гепатит: это совершенно материальный (физический, психологический, неврологический) род болезней, испытываемых людьми, включенными в сетевую экономику.

Современный капитализм привел к кризису перепроизводства, но это перепроизводство товаров, потребляющих внимание. Поскольку сетевое пространство бесконечно, конечным является сетевое время - оно имеет предел.

Оно не может загружаться до бесконечности, в противном случае оно терпит крушение. И оно терпит крушение - в наших нервных системах.

По коллективной нервной системе, по социальному мозгу распространяется эпидемия паники, за ней следует эпидемия депрессии. Вероятно, продолжая шизоаналитическое учение, развитое его другом Феликсом Гваттари в сотрудничестве с Жилем Делезом, Бифо анализирует психику и сексуальность человека информационного общества, или, по крайней мере, такого драматического времени, как эпоха доткомов:
Работники виртуального мира имеют все меньше и меньше времени для внимания, они вовлечены в выполнение растущего числа интеллектуальных заданий, и у них не остается времени, чтобы посвятить своей собственной жизни, любви, нежности и чувствам. Они глотают Виагру, потому что у них нет времени на сексуальные прелюдии. Атомизация и распределение по специальностям произвели своего рода оккупацию жизни.

Ее эффектом стала психопатологизация общественных отношений. Симптомы весьма очевидны: миллионы упаковок Прозака, распродаваемые каждый месяц, эпидемии нарушений, вызванных неспособностью сконцентрировать внимание среди молодых, распространение таких наркотиков, как Риталин, среди детей в школе, и растущая эпидемия паники...
Как это перекликается с печальными описаниями психопатии людей западного мира, которые мы находим, например, в книгах модных ныне писателей Федерика Бегбедера и Мишеля Уэльбека! Идеи Бифо также объясняют широкое распространение эпидемий паник среди интеллектуалов 90-х, например, таких респектабельных, как Артур и Мари-Луиз Крокеры, Поль Вирилио, которые часто распространяли по инфо-пространству разного рода панические сигналы: энциклопедия паники (Артур и Мари-Луиз Крокеры), Наше будущее - информационные Чернобыли (Вирилио).
В Мануэль Кастельс осторожно оценивает последствия и уроки кризиса доткомов, говоря о том, что, конечно, не всех можно было удержать от заведомо авантюрного вложения денег, но наиболее проницательные аналитики четко видели опасности электронной пирамиды. Также, что наиболее отчаянные инвесторы, конечно, потеряли деньги, но более крупные компании, располагавшие резервным капиталом, не слишком сильно пострадали и даже смогли (как, например, Nokia ) вскоре возобновить свой рост.

Действительно, по прошествии нескольких лет после событий - ясно, что денег в области новой экономики" стало меньше, однако рост рынка и развитие технологий продолжается, и это позволяет увидеть их новый структурный уровень. Для нас же, тактических медиа-активистов, эта ситуация полезна тем, что мы можем извлечь из нее уроки того, как работать и действовать в условиях информационной экономики.
Революция не может быть отключенной. Электронные девайсы и элементарная компьютерная грамотность за последние годы открыли путь для множества гражданских акций молодежи, которая казалось совершенно отрешенной от политики - флэшмоб, страницы Живого Журнала (активно использовавшиеся, например, для организации акций во время украинской оранжевой революции 2004 года). Нужно еще больше овладевать технологиями.



Есть формула: Любая технология могла бы быть иной. Она не является нейтральным, функциональным орудием. Любая технология подразумевает определенный интерфейс пользователя, за любой технологией стоит определенное представление о человеке. Ведущий интерфейс в современной технологический гонке - это интерфейс пользователя-потребителя.

Но возможно сделать его иным.
Ситуация с цифровым неравенством также заставляет нас задуматься о роли информационной экономики в революции. Общеизвестны споры большевиков о том, уместна ли революция в промышленно неразвитой стране, где пролетариат еще не выработал свое классовое сознание, а экономика еще не полностью прошла формацию, предшествующую социализму, - споры, не утихавшие и после 1917 года.

Как известно, Ленин предложил по этому вопросу диалектическое решение, сказав, что революция в любом случае нужна, а пролетариат дозревает в ходе революции. В нашем случае решающие технологические изменения в средствах производства уже произошли, когнитариат уже стал обладателем своего оружия, но его классовое сознание все еще затуманено, и его обширная часть, будучи подкупленной, находится на службе у мировой элиты - так же, как в истории рабочего движения были подкуплены привилегированные трейд-юнионы.

Без сознания, адекватного условиям Информационного общества, и без соответствующего технологического базиса революции никогда не будет. Телекоммуникации - это нервы современного общества, серверы и эфир - это почта, телеграф, телефон сегодня.

Посмотрим на то, каким образом преодолевается цифровой разрыв в других странах не-западного мира.
Индия увидела перспективы ИТ-сектора одной из первых -государственный Департамент электронной промышленности был образован уже в 1970 году. Большинство руководителей молодого индийского государства видели в информационном развитии большой исторический шанс для страны, и страна не упустила его.

Уже в 1990-х, в ходе электронного бума, Индия стала крупнейшим производителем программного обеспечения. На 2003-й год экспорт программного обеспечения из Индии составил 10 млрд долларов, то есть чуть меньше 10% мирового экспорта, и 16% национального ВВП.
Это одна из центральных статей национального дохода. Знаменитый кластер информационной экономики Бангалор - центр, сравнимый с Силиконовой долиной.
Проблема индийского информационного развития состоит в том, что в стране были созданы достаточные условия для труда, занятости и образования специалистов, а следовательно - и для развития местной ИТ-инфраструктуры, но программирование по-прежнему является оффшорным, то есть, трудящиеся выполняют подряды иностранных фирм, являясь для них дешевой (по сравнению с Европой или США) рабочей силой. Основные доходы все равно получает не национальная экономика, а транснациональные корпорации, в то время как развитие национального ИТ-рынка и ИТ-инфраструктуры остается побочным эффектом.

Но Индия приобретает информационное сознание. В 2000-м году в Дели, в сотрудничестве с амстердамским медиа-центром De Waag , был открыт центр новых медиа, осуществляющий интенсивную работу по критическому осмыслению информационного развития в Индии, внедрению и развитию концепций тактических медиа.
Латинская Америка так же активно борется за развитие собственной информационной индустрии, и в авангарде этой борьбы стоит Бразилия - страна самого левого правительство и социалистического президента Лулы. Порту-Аллегри, город первых Социальных Форумов, является чуть ли не первым в Бразилии в смысле перехода городской инфраструктуры на свободное программное обеспечение.

На окраинах больших городов - Сан-Пауло, Рио-де-Жанейро - вырастают favelas , бесплатные интернет-кафе для бедноты, являющиеся также образовательными центрами и работающими, естественно, под Linux . В Бразилии в 2003-м была организована одна из наиболее успешных секций конференции next 5 minutes под названием , которую посетили гуру левого интернета Ричард Барбрук и Джон Перри Барлоу, которая сопровождалась многотысячными рэйвами и массовыми акциями, и теперь ее последствия ощущаются все более внушительно. Также в Порту-Аллегри регулярно проходит Форум свободного программного обеспечения. Интересно, что в 2004 году, приветствуя на этом форуме президента Ричарда Столлмана, министр культуры Бразилии, известный рок-певец и герой бразильской контркультуры Гильберто Гиль превзошел его в революционном радикализме, сказав: Конечно, мы все за свободный софт, но дело в том, что компьютеров бы вообще никогда не было, если бы контркультурщики в 1960-е годы не ели так много ЛСД .
Другие страны Латинской Америки тоже демонстрируют единство между социальными выступлениями протеста и технологическими активизмом: в Аргентине параллельно с ассамблеями соседей (что-то наподобие Советов) растет движение тактических ТВ (см. об этом в главе Видео и ТВ). Перу тоже показало пример бунта против диктатуры Microsoft : известна частная кампания сенатора Виллануэвы, потребовавшего от своего правительства перехода на свободное ПО и отказа от навязчивых услуг Билла Гейтса, поскольку государство должно выбирать программное обеспечение для своей страны и граждан на основе качеств самого ПО, а не условий лицензирования, которые предлагает фирма-производитель.

На данный момент, Виллануэва не выиграл эту борьбу, поскольку большинство вопросов о контрактах на свою продукцию Билл Гейтс решает с главами государств в личном порядке", и также решил его с президентом Перу, - но случай получил известность в качестве прецедента.
В декабре 2003 года в Женеве происходил саммит ООН по проблемам информационного общества ( World Summit on the Information Society - wsis ), к которому был приурочен антиглобалистский контр-саммит под вызывающим названием WSIS ? - We seize !. Это был первый случай, когда антиглобалисты выступили с платформой, касающейся не индустриально-финансовополитических, а информационных аспектов глобализации. Итальянский критик-активист Алан Тонер назвал wsis Конференцией без содержания, поскольку ее возможные решения все равно никогда не будут выполняться: например, США с середины 1980-х годов демонстрирует полное равнодушие к правовым решениям ЮНЕСКО и ООН, а бюджет самой ООН в этом году достиг самой низкий отметки в истории.

Как бы то ни было, на саммите представители третьего мира пролоббировали и приняли декларацию с требованием создать фонд, направленный на преодоление цифрового неравенства к 2015 году, в то время как правительства стран ЕС и Японии даже не прислали туда официальных представителей.
Возникает вопрос, какое отношение Россия имеет ко всем этим развитиям, какое место она занимает и будет занимать в мировой информационной экономике? Чтобы ответить на него, нельзя отделаться несколькими абзацами.

Для этого требуется окинуть взглядом события в широкой ретроспективе.
Начнем с того, что интернет был изобретен у нас. Общепринятым стало мнение, что интернет возник из разработок американского военного Агентства перспективных исследований ( darpa ). в начале arpa создало Arpanet - так звучит история в хрестоматийном пересказе программиста Денни Коэна. Мало кто знает, что первая локальная сеть была сконструирована советскими инженерами С.Лебедевым и В.Бурцевым для управления противоракетной баллистической станцией в 1956-62 гг. и в 1958-м году успешно прошла испытания на полигоне Сары-Шаган в Казахстане. Начальные этапы развития вычислительной техники в СССР были поистине вдохновляющими.

Задача разработки и овладения новейшей вычислительной техникой была поставлена вскоре после войны, и поначалу решалась в суровых послевоенных условиях разрухи: ученые работали по общему трудовому графику, имея право на один за день выход за пределы лаборатории, на продовольственных карточках, и т. д. Б. Н. Малиновский прекрасно описывает все это в своей классической Истории вычислительной техники в лицах. В 1950-60-е годы были построены первые в континентальной Европе, содержащие уникальные технические решение компьютеры - или, как их стали называть позже, ЭВМ: мэсм и БЭСМ ((Малая и Большая электронная счетная машина) под руководством С.А.Лебедева, универсальные ЭВМ общего назначения Урал под руководством Б.И.Рамеева; разработана теория цифровых автоматов в.м.

Глушкова и ряд других теорий, совершенно оригинальных и до сих пор не востребованных в мире. Ветераны тех времен утверждают, что для советских инженеров и программистов вовсе не были безусловными авторитетами классики западной компьютерной науки фон Нейман и Винер, более того, когда их книги появились в переводе на русский, они не были чем-то совершенно новым и неожиданным.
С установлением и развитием командно-административной системы, с прогрессом брежневского застоя все изменилось. Началом конца историк технологий Юрий Ревич называет 18 декабря 1969 года, когда на совещании у министра радиопромышленности СССР В.Д.Калмыкова было принято, а потом на заседании коллегии Минрадиопрома утверждено решение об ориентации ЕС ЭВМ на архитектуру IBM /360.

Оптимизм правительственных чиновников был подогрет тем, что после войны во Вьетнаме советские конструкторы имели возможность разобрать на микросхемы большое количество сбитых над Вьетнамом американских истребителей. Но это означало отказ от разработки собственных, отечественных стандартов компьютеров, принятие ориентации на американский стандарт, в расчете на то, что и дальше можно будет воровать по максимуму железа и программ вместо того, чтобы разрабатывать собственные.

Это также означало объединение под одним начальством ранее диверсифицированных исследовательских лабораторий. Теоретик программного обеспечения Эдсгер Дейкстра назвал решение советского правительства величайшей победой Запада в холодной войне.
Однако нельзя сказать, что развитие вычислительной техники заглохло. Программисты, как и, например, инженеры-физики были одной из самых прогрессивных по роду интересов групп в Советском Союзе, и породили как увлекательнейшие разработки, так и замечательные памятники культуры, например, сборники Физики шутят и романы братьев Стругацких.

Были предложены уникальные решения, которые, кажется, были слишком хороши для своего времени. Такова, например, вычислительная машина Сетунь, в основу которой была положена не двоичная, а троичная система -не биты, а триты:
Мне, конечно, было горько от того, что нас не поняли, но затем я увидел, что это нормальное положение в человеческом обществе, и что я еще легко отделался, -изобретатель Сетуни П. П. Брусенцов, - А вот Уильям Оккам, проповедовавший трехзначную логику в xiii веке, с большим трудом избежал костра и всю жизнь прожил изгоем. Другой пример - Льюис Кэррол, которому только под личиной детской сказки удалось внедрить его замечательные находки в логике, а ведь эта наука до сих пор их замалчивает и делает вид, что никакого Кэррола не было и нет.

Последний пример, показывающий, что и в наши дни дело обстоит так же (если не хуже), - Э. Дейкстра, открывший (в который раз!) идеи структурирования. Сколько было шума - конференция НАТО, сотни статей и десятки монографий, структурированная революция" бушевала едва ли не 20 лет, а теперь опять все так, будто ничего и не было.
Однако все это, как и множество других творческих ресурсов того периода, было не нужно государственной системе. Если Мануэль КастельсИнформационную эру как способ развития, в котором главным источником производительности является качественная способность оптимизировать сочетание и использование факторов производства на основе знания и информации , то экономика и способ управления в Советском Союзе 1960-70-х годов вступали в структурное противоречие с этим способом, поскольку однонаправленно действующее государственное планирование не оставляло возможности для обратной связи, а организованная вертикально экономика делала каждую отдельную область непрозрачной для других областей. Обоснованным представляется и другое утверждение Кастельса, что Советы в конце своего существования были настолько мало заинтересованы в развитии научно-технологического потенциала, что все прогнозы касательно войны с Америкой свелись к безумному сценарию обмена ядерными ударами.

Иногда высказывается мнение, что брежневская бюрократия уже тогда начала готовиться к тому, чтобы в 1980-90-е осуществить приватизацию. Как бы то ни было, отечественные интеллектуальные ресурсы не остались невостребованными: легендарный советский разработчик Б.Бабаян с его командой профессионалов теперь трудится в компании Intel , а ядро ОС Windows писали программисты из новосибирского Академгородка.
Как бы мы теперь ни анализировали современное развитие ит-индустрии в Российской Федерации, мы не можем ее видеть в отрыве от исторического контекста развития, и наше понимание перспектив российской информационной экономики неизменно зависит от того, как мы отвечаем на вопрос: для чего это? Наша страна, преодолевая более чем десятилетнюю слепоту, пытается понять свою историю, определить место в ней нынешнего момента, - историю, которая была так сильно замутнена в 1990-е годы либеральной пропагандой относительно тоталитарного прошлого и остальных цивилизованных стран. Между тем, Россия, не успевшая к технологическому буму 1990-х, связанному с телекоммуникациями, теперь имеет все возможности войти на равных правах в будущее, которое обещают два новых готовящихся технологических поколения: биотехнологии и нанотехнологии.

Но вопрос в том, кто будет это делать - русские наёмные работники, по сценарию аутсорсинга, или сознательные, понимающие свои интересы когнитарии, трудящиеся Информационной эры? А если мы задумываемся о революции - то другой вопрос касается того, будет ли революция в условиях инновационной экономики означать новый захват власти, национализацию предприятий, конфликт с капиталистическим окружением, гражданскую войну, военный коммунизм"?
Одним из крупнейших инвесторов в технологическое образование до 2003 года оставалась компания ЮКОС, создавшая, в частности, Фонд интернет-образования, профинансировавшая открытие и массовые поставки компьютерного оборудования в 43 учебных центра по России, и ставившая своей целью (цитирую газету НГ-Наука) . После того, как компания ЮКОС разгромлена, перестал существовать Фонд интернет-образования, а Министерство образования в 2004 году взяло займ в 300 млн долларов у МВФ на программу интернетизации российского образования. Я буду подробнее обсуждать в главе П рограммное обеспечение, интернет-сервисы, публичная сфера , какие недостатки и преимущества несет такая модель, здесь же только скажу, что, очевидно, было принято решение, аналогичное описанному выше перуанскому прецеденту: в результате закулисных соглашений национальный ИТ-сектор отдается на откуп корпоративному бизнесу с его закрытым программным обеспечением.

В отношении инфраструктуры государственного управления, это означает долгосрочную зависимость от политики корпоративного монополиста, в отношении национального образования - создание целого поколения программмистов, проходящих обучение на основе закрытого ПО, которое несет с собой обучение пользовательским навыкам, но ни в коем случае не глубокое понимание науки программирования. И это не может способствовать появлению в России богатой и разнообразной культуры высококвалифицированных программистов.
Представляется, что события последнего отрезка времени российской истории могут быть описаны в терминах модернизации. Как убедительно показывает Борис Кагарлицкий в своей книге , с самых давних времен существует известная рассинхронизация между темпами развития России и ее западных политико-экономических партнеров. Каким бы -оптимальным или неоптимальным - считать собственно исторический путь России, она никогда не могла навязать его остальному миру, а ввиду вовлеченности в общую мировую систему экономики, наоборот, была вынуждена совершать догоняющие скачки развития.

Общий мировой путь развития, навязанный Западом, определен прогрессом в технологиях. В перестроечной либеральной мысли догоняющие скачки, которые вынуждены совершать не-западные страны, были названы модернизациями.
Согласно наблюдениям Бориса Кагарлицкого, Россия стремится к образованию собственной миросистемы, независимой от Запада. Однако, даже если это так, трудно представить себе, что такая миросистема может быть построена на пути отказа от вовлеченности в мировое развитие - скорее, по этой логике, Россия должна совершить не догоняющий, а обгоняющий скачок, наподобие того, какой в 1980-е годы сделала Япония. Более того, нам уже известен опыт такого рода, и он касается первой индустриальной модернизации, проведенной в России в 1930-х годах под управлением И.В.Сталина.

Возможно, этот опыт был проделан ценой неоправданно больших жертв, и возможно также, что молодая Советская Россия располагала возможностями совершенно гуманной, бескровной, нетоталитарной модернизации - нам трудно об этом судить в наших условиях относительно статического существования, в то время как в те времена Россия, безусловно, переживала ситуацию повышенной структурной сложности. Но сейчас перед нами стоит необходимость осуществить новую, информационную модернизацию, которая по самой своей специфике должна быть совершенно открытой и бескровной.
В последние годы невероятными темпами растет число российских пользователей интернета. Если в 1998 году мировой сетью более или менее регулярно пользовалось 1,2 млн россиян, то в 2000-м их число превысило 9 млн, а в 2003 число составило более 11,5 млн, т.е. перевалило за порог в 10% населения (статистика компании Rambler ). Растет информационное оснащение научных и образовательных учреждений. Институты, в особенности физические, протягивают километры оптоволокна. Курчатовский институт возглавляет сеть российских научно-образовательных учреждений, которые в партнерстве с аналогичными учреждениями США и Китая участвуют в создании мировой суперкомпьютерной системы второго поколения grid , основанной на новых способностях компьютеров и с пропускной способностью от 155 Мбит/с.

Собственно, такое развитие оказывается возможно лишь благодаря наследию Советского Союза с его государственными бюджетами исследовательских организаций, образовательной традиции и структуре наукоградов. В особенности последнее имеет значение в свете идеи создания информационных кластеров/технопарков. Открытие кластеров такого рода подготавливается в городах Дубне, Пущино и Троицке.

На первой волне энергичных разговоров о российских Бангалорах в 2004 году министр информационных технологий и связи Леонид Рейман заявил, что российский экспорт программного обеспечения в ближайшее время должен удвоиться и достигнуть 1 млрд долларов, а в ближайшие десять лет индустрия программного обеспечения в России может сравниться с нефтедобычей .Однако, последовавшие почти одновременно с развенчанием надежд на путинское удвоение ВВП к 2010-му году, эти слова теперь тоже не могут вызвать более чем усмешку. Современная власть никогда не проведет в России информационную модернизацию.
Мануэль Кастельс, имевший возможность начиная с 1984-го года часто посещать Россию и исследовать политику и экономику в стране от Москвы до Камчатки, убедительно, что последние годы существования Советского Союза и его распад были обусловлены неспособностью советской командно-административной системы - предельно тяжеловесной, закрытой и централизованной -адаптироваться к условиям новой информационной экономики. Российское государство, выросшее на руинах Советского Союза и находящееся до сих пор под управлением советских аппаратчиков, - остается настолько же тяжеловесным, коррумпированным и неуправляемым.

Так же, как позднесоветские экономические бюрократы, присевшие сами и подсадившие страну на нефтяную иглу - легкий доход от выкачивания нефтедолларов засчет опустошения природных недр - современные российские правители и близкие к ним нефтяные кланы ведут страну к положению нефтяной банановой республики, которое будет многократно усилено ввиду скорого вступления в ВТО. Внешняя политика банановых республик определяется сговорами с международными корпорациями правительствами других стран, внутренняя опирается на хунту, то есть силовиков.
Историк эпохи Просвещения и Французской революции пишет: Не бывает настоящей революции без питающих ее идей - в противном случае, это не революция, а мятеж или государственный переворот, поэтому интеллектуальные и идеологические основания для недовольства существующим строем очень важны . То, что мы делаем, это создаем культурные истоки для будущей информационной революции. Авторитарное государство, закрытые выборы, непрозрачная система власти, отсутствие общественного пространства и обратной связи с обществом противоречат природе открытого, находящегося в постоянном движении и обмене информационного, сетевого общества. Возможности, открытые перед человечеством новыми технологиями и интернетом, вступают в противоречие с устаревшей системой управления и кастовыми интересами управляющих; Но правители, - как говорит Бертольт Брехт устами Галилея, - стремятся погрузить народ в искрящийся мрак невежества.

Все это ставит вопрос о возможностях революции в условиях информационной экономики. С одной стороны, эскалация новизны, паника венчурных предприятий подгоняют и усиливают движение к капиталистическому инфокалипсису, с другой стороны, без подключённости, находясь с той стороны цифрового барьера, революционеры едва ли смогут успешно осуществить какие-либо изменения.

Мы полагаем, что революция в условиях инновационной экономики должна снова вырасти из лона капитализма, чтобы перерасти его ограничительные барьеры, репрессивные системы, военные порядки и общественные разделения. Мы считаем, что информационализм - как образ жизни и мышления - должен стать настолько сильным, что с него упадут условия прежней жизни, как клетка должна упасть с переросшего ее размеры большого животного.

Потому что мы убеждены, что информационное общество не развязано корпорациями и не стоит на службе власти. Информация - это новый эволюционный виток в развитии человечества, это новые способности и возможности, которые нам предстоит получить как представителям рода человеческого.

Эволюционное развитие достигло ступени сложности, необходимой для перехода в следующий период истории - период, в котором действительно именно знание будет определять возможности и меру ответственности каждой человеческой особи, - так, как когда-то это решала адаптация к окружающим условиям и мускульная сила, а потом наличие собственности на средства производства. Информационное развитие осуществляется не насильственно, а путем самоорганизации. Илья Пригожин в таких книгах, как Порядок из хаоса", показал, что самоорганизуется сама материя, что именно самоорганизация есть путь образования более сложных структур, чем классические механические структуры, и что они образуются в условиях неравновесия, выхода из статического состояния, на путях диссипации. Ошибочно думать, будто корпорации и правительства способны направить туда путь человечества или каким-то образом стать хозяевами на этом пути.

Капитализм делает так, что развитие технологий оказывается сужено узкими рамками прибыльных, сиюминутных, коммерчески недальновидных разработок, ученые и инженеры ставятся на службу военных ведомств и разведок, новейшие и потенциально полезнейшие открытия кладутся под сукно. Потому что в его условиях - возможности понимания мира ограниченны, их технологические разработки подчинены соображениям сиюминутной выгоды, их способность управлять событиями ограничивается денежными бюджетами и применением насилия в более или менее грубой форме.

А путем выживания в условиях наступающего общества являются взаимопомощь, открытость и самоорганизация - то, чему учит нас программирование на основе открытых кодов, кампании гражданской солидарности, сетевые общества, тактические медиа.



Содержание раздела