Слушай: шел баран: бя, бя, бя. Пой!

Об орясину осел
Топорище точит,
А факир, воззвав гостей,
Выть акулой хочет.
Двинемся по порядку: nervus olfactorius (обонятельный нерв), n. opticus (зрительный), n. oculomotorius (глазодвигательный), n. trochlearis (блоковый), n. trigeminus (тройничный), n. abducens (отводящий), n. facialis (лицевой), n. vestibulocochlearis (преддверноулитковый), n. glossopharyngeus (языкоглоточный), n. vagus (блуждающий), n. accessorius (добавочный) n. hypoglossus (подъязычный).
Быть может, некоторым читателям эти мнемотехнические приемы покажутся чересчур трудоемкими, но что бы они сказали, столкнувшись с так называемым обиходом церковного пения, который некогда был а льфой и омегой бурсацкой науки? Педагогическая система бурсы в середине позапрошлого века строилась иск лючительно на долбне, долбне ужасающей и мертвящей. Несчастные ученики, склонившись над книгой, зубрили наизусть длинные тяжеловесные периоды, и не приведи господь перепутать букву или поменять порядок слов. Такие проступки карались незамедлительно.

Указующий перст педагога медленно взмывал над кафедрой и обозначал место проведения экзекуции. Провинившегося ученика немилосердно секли его же товарищи из числа второкурсных так называемые секундаторы, которым администрация великодушно делегировала это почетное право наведения порядка. А служители училища из отставных солдат, жившие на всем готовом и вдобавок получавшие жалованье до 12 рублей ассигнациями (что в те времена было немало), привлекались к наказаниям только в особо важных случаях. Так что дедовщина на Руси родилась не сегодня и не вчера…
Но все это семечки по сравнению с церковным обиходом. Если насквозь схоластический текст еще можно с грехом пополам вытвердить наизусть, то что прикажете делать с какофоническим пением, где на один слог приходится до 70 голосовых тактов? Без абсолютного музыкального слуха тут делать решительно нечего, а между тем обиход был предметом, обязательным для всех без исключения. Разумеется, и в бурсе встреча лись сл у хачи, д у ши не чаявшие в обиходе, но каково приходилось всем прочим, обделенным матушкой природой?

Оставалось опираться на доморощенную мнемотехнику, которая выручала далеко не всегда. В "Очерках бурсы" Н. Г. Помяловский рассказывает, как это делалось.

Четырнадцатилетний бурсак по прозвищу Карась, которому медведь на ухо наступил, надумал поучиться обиходу у своего продвинутого однокашника.

" Не знаю, как „Господи воззвах“ на седьмой глас. Покажи, Лапша!
Слушай! и Лапша запел: палася, перпалася, давно с милым не видалася. Так же поется и на глас. Ну-ко, попробуй.
Господи, воззвах к тебе, услыши мя, услыши мя, Господи, запел Карась.
Напев тот, только разнишь сильно…
А как на пятый глас?
В ответ Карасю Лапша запел:
Кто бы нам поднес, мы бы выпили.
А как на четвертый?
Слушай: шел баран: бя, бя, бя. Пой!
Карась на новый напев затянул: „Господи воззвах“. Отправляясь на заднюю парту Камчатки, он все твердил: „палася, перепалася“, „кто бы нам поднес“ и „шел баран“. В обиходе церковного пения употребляется 8 гласов, или напевов, на текст „Господи воззвах“; слова одни и те же, а напевы разные. Это сильно затрудняло бурсаков. Вот аборигены еще бурсы и придумали разные присловья, по образцу которых нетрудно было припомнить, как поется тот или другой глас… Но Карась не был одарен музыкальным ухом, за что давным-давно его выгнали из семинарского хора.

Через несколько минут он перепутал напевы. Посмотрел Карась на Лапшу и Голопуза, думая, не пойти ли опять к ним, но, махнув рукою, оставил это намерение. „Все равно не пойму“, зак лючил он и печально опустил на ладони голову".

Какие же отделы головного мозга отвечают за усвоение, сохранение и воспроизведение информации? Что нейрофизиологи могут сказать по этому поводу? Почти 60 лет назад американский нейропсихолог Карл Спенсер Лэшли (18901958), пионер в области экспериментального исследования мозга и поведения, попытался дать ответ на вопрос о пространственной организации памяти в мозгу. Он обучал животных решению определенной задачи, а затем удалял один за другим участки коры головного мозга, стремясь отыскать банк данных, где бережно сохраняется информация. К сожалению, независимо от того, какое количество корковой ткани было удалено, вычислить локус, где хранятся энграммы следы памяти, так и не удалось.

Позднее выяснилось, что подход Лэшли не мог увенчаться успехом ни в каком случае, поскольку в сохранении энграмм участвует не только (и даже не столько) кора, но и многочисленные подкорковые структуры, дублирующие друг друга.
Головной мозг (как Галлию в знаменитых записках Юлия Цезаря) можно условно разделить на три части. В п е р в ы й б л о к попадают гипоталамус, таламические структуры, ретик улярная формация и вообще верхние отделы ствола, в том числе и древняя кора. Лурия в свое время называл этот блок энергетическим, ибо он управляет чередованием сна и бодрствования, поддерживает активное внимание и вообще озабочен регуляцией тонуса нервной системы в целом.

А т р е т и й б л о к это лобные доли (мозг над мозгом, средоточие высших психических функций), формирующие сознательное поведение и продукцию планов; неполадки в этой сфере вызывают расстройства совершенно особого типа, имеющие к памяти самое косвенное отношение (более подробно о лобных долях мы поговорим в других главах).
Остается в т о р о й б л о к, куда входят задние отделы коры затылочные, теменные и височные доли. По всей видимости, следы нужно искать именно тут. Наибольший интерес у нейрофизиологов вызывает весьма любопытная структура второго блока под названием гиппокамп, или рог Амона. Это осколок древней коры, парное мозговое образование, одним своим концом внедрившееся в глубину височных долей, а другим ушедшее в сердцевину мозга, в подкорку. Гиппокамп своего рода промежуточная инстанция, тесно связанная не только с ретикулярной формацией и гипоталамусом, но и с лобными долями больших полушарий.

Применительно к процессам памяти правильнее даже говорить не о гиппокампе как таковом, а о гиппокамповом круге, куда входят и ядра таламуса, и поясная извилина, и маммилярные тела. Одним словом, оживленный перекресток, самый настоящий диспетчерский пункт.
В гиппокампе преобладают так называемые нейроны новизны, вспыхивающие импульсами только в том случае, если сигнал раньше не встречался. Работая в паре с ретикулярной формацией, он сличает новые сигналы с эталонами, и если разница есть немедленно умолкает.
Вот что пишет С. М. Иванов:
"Содержание сигнала его не интересует, только разница. В записях, отражающих его активность, нет и намека на структуру сигнала; такой намек можно увидеть у нейронов-специалистов, преобладающих в сенсорных зонах, и у нейронов маммилярных тел. Не эти ли тела ведают консолидацией, посылая по нейронным кругам такие импульсы, в которых кодируется рисунок следа?"

Переведем дух. Чем конкретно занят гиппокамп, никто пока толком сказать не может. Очевидно только, что это одна из важнейших мозговых структур, от которой зависит воспроизведение следов. Переписывание информации из кратковременной памяти в долговременную, по-видимому, осуществляется тоже здесь.

Между прочим, при патологических процессах, захватывающих оба гиппокампа, наблюдаются все признаки корсаковского синдрома (специфическое расстройство памяти с нарушением фиксации текущих событий) и нередко развивается ретроградная амнезия (амнезия на события, предшествовавшие расстройству сознания или болезненному психическому состоянию). Доктор Бренда Миллер описывает пациента Н. М., тяжелого эпилептика, которому хирургически удалили оба гиппокампа, чтобы облегчить его состояние. После операции Н. М. стал жить только в настоящем времени. Он мог помнить события, предметы или людей ровно столько, сколько они удерживались в его кратковременной памяти.

Однако воспоминания о событиях, происходивших за 3 года до операции и раньше, остались у него нетронутыми.

Итак, с отделами головного мозга, ведающими запоминанием, сохранением и воспроизведением следов, дело обстоит не очень ясно. Безусловно, память не привязана жестко к некоей определенной структуре, а ее бесперебойное функционирование обеспечивается согласованной работой нескольких мозговых областей сразу. С другой стороны, удельный вес некоторых мозговых структур все же более ощутим. Иначе говоря, как у Оруэлла: все звери равны между собой, но некоторые равнее других.

Может быть, ясности больше этажом ниже, на уровне клеток и субклеточных молекулярных структур?
Прежде чем говорить о механизмах запоминания на клеточном уровне, опишем вкратце строение нервной системы. Ее элементарная структурная единица это нервная клетка, или нейрон. Нейроны сильно отличаются от других клеток по форме, типу связей, которые они образуют, и способам функционирования.

Если большинство клеток нашего тела имеет шарообразную, кубическую или пластинчатую форму, то для нейронов характерны неправильные, кляксоподобные очертания благодаря многочисленным ветвящимся отросткам.

Содержание раздела