Перестаем ли мы при этом лгать?

Так что постепенно он и сам начнет так думать: жадность - это плохо, хитрость - недостойна, человек должен быть добрым и щедрым, думать о других, а не только о себе. Улавливаете, как происходит эта подмена? Представьте такую ситуацию: я маленький мальчик, и если я стащу со стола персик, не спросив перед этим присутствующих: А персика никто не хочет?, мне прочитают нотацию. Из нее я узнаю о том, что так делать нехорошо, что может быть, кто-то другой хотел персика, а я о нем не подумал и оставил его с носом.
В следующий раз я испугаюсь подобной опалы и осуждающих взоров, поэтому, вопреки своему внутреннему детскому сопротивлению, обойду всех домашних с вопросом: Не хочешь персика? (в наиболее изощренной форме: Ты ведь не хочешь персика?) Сердце мое, правда, будет замирать отжаса: Вдруг захотят! Но родители-то занимаются в этот момент моим воспитанием, а не персиком, так что бояться мне, на самом деле, нечего, но я, разумеется, об этом не знаю.
Более того, домочадцы готовы без всяких разговоров отдать мне этот злосчастный персик, для меня же, собственно, и купленный, но они хотят, чтобы я вырос хорошим человеком. Поэтому, подвергнув меня - свое чадо - этому кошмарному испытанию, они скажут: Нет, спасибо! Мы не хотим. Кушай сам, наш любимый!

Тебе надо расти!
И вот оно, положительное подкрепление моей лжи! Я лгу (делаю вид, что хочу поделиться своим персиком), а меня за это вознаграждают - и персик дают, и хвалят, как хорошего человека. Что ж, все условия для создания соответствующего условного рефлекса у меня созданы!

Причем я даже не знаю, что тут оказывается большим положительным подкреплением - сам персик (т. е. пищевое, как у собаки И. П. Павлова), или социальное - одобрение меня и моего поведения со стороны, как говорят в таких случаях психологи, значимых других.

А похвалить?..

Одобрение со стороны тех, от кого мы ждем этого одобрения, особенно для нас важно. Именно это одобрение или неодобрение определяет все наше последующее поведение, а главное - наше представление о нас самих. Если нас хвалят - значит, мы хорошие, если ругают - значит, плохие. Так задается шкала наших личныхвнутренних ценностей, формируется наше отношение к самим себе.

С другой стороны, это одобрение как таковое нам очень приятно.

И впоследствии, стремясь к одобрению окружающих, мы будем всячески пытаться соответствовать их ожиданиям. Причем уже целенаправленно, формируя в себе идеологию благопристойности. Но по большому счету мы стараемся не столько обмануть окружающих, сколько попасть в свой собственный идеал. Ведь соответствие этому идеалу - залог достижения нашей основной цели.

Персик - дело, конечно, хорошее, но с любовью мамы несопоставимое, здесь им можно пожертвовать; основная же наша цель - это мамино расположение.
Мы добиваемся того, чего хотим - маминой любви, расположения домочадцев, восторгов знакомых, отмечающих нашу сознательность, воспитанность и культурность. Более значимая потребность - социальная - вытесняет здесь менее значимую - деликатесно-пищевую. И от раза к разу мы все более и более уверяемся в том, что быть щедрым и добрым - это хорошо, а жадным и хитрым - плохо.
Перестаем ли мы при этом лгать? Если рассматривать человека как личность, т. е. его мировоззренческие установки и общественные взгляды, короче говоря, его моральный облик в его же собственных глазах, то, конечно, ни о какой лжи не может быть и речи. Но если хотя бы на какой-то момент попытаться отказаться от своих принципов и спросить себя: А положа руку на сердце?

А если бы никого не было вокруг? А если, бы тебя ничего не сдерживало? А если никому, кроме тебя, это не было бы нужно?

Сам-то ты как?.. И я боюсь, что тут тщательно и даже неосознанно скрываемый нами обман обнаружился бы.
Да, наше воспитание приводит к парадоксальному эффекту. Мы старались угодить другим людям, но мы делали это для себя, из корыстных соображений, ведь это нам были нужны и эта любовь, и это одобрение. И это ради них мы стали осуждать собственный эгоизм.

То есть, держитесь крепче за стул: мы осудили собственный эгоизм под давлением собственного эгоизма. Змея проглотила свой хвост...

Мы сами себя обманули: мы не только не отказались от своего эгоизма - мы всячески и всемерно ему потворствовали, но при этом умудрились убедить себя в том, что не имеем с эгоизмом ничего общего. Впрочем, за это, я думаю, эгоизм на нас не в обиде. Проблема в другом - мы начали обманывать самих себя и, разумеется, в скором времени запутались.

И теперь уже непонятно даже самое простое: а чего мы хотим, ради чего мы делаем то, что делаем?
Таковы законы традиционного воспитания: ребенка шантажируют любовью, ему говорят, за что его будут любить. Самое удивительное, что подобным образом - шантажом - от ребенка требуют быть честным, добрым, щедрым, бескорыстным, заботливым. Разумеется, он начнет создавать видимость этих качеств, ведь он нуждается в любви и одобрении.

Желая сделать ребенка менее эгоистичным, из него делают патологического эгоиста, в нем поощряют лживость и двуличность. Постепенно он и сам обманывается. Как и прежде, он продолжает действовать в своих интересах, но теперь делает это под прикрытием благопристойности.

Из эгоистических соображений он осуждает собственный эгоизм.
Картина была бы куда менее печальной, если бы за ребенком оставили право на его интересы, но учили бы согласовывать их с интересами других людей, добиваясь создания взаимовыгодных отношений. Но воспитатели, как правило, идут по другому пути - пути шантажа, тренируя в ребенке навык обманывать и обманываться. Становится ли ребенок в процессе такого воспитания лучше?

Внешне, безусловно, - да. Он теперь выступает благопристойно, но внутри него сидит теперь червоточина, тлеет гигантский и постоянный внутренний конфликт.
Он знает, что быть эгоистом, делать что-либо для себя - это плохо. Ему становится стыдно и неловко, когда он делает что-то для себя, но по-другому он просто не умеет. И самое страшное, что он не умеет смотреть дальше. Если бы его научили этому, то он знал бы - когда ты отдаешь другому персик, у тебя появляется друг, защитник, искренний доброжелатель, который заинтересован в тебе. Ты сам заинтересован в том, чтобы делиться, а самоограничение может быть по-настоящему выгодным.

Когда-нибудь, когда тебе это потребуется, и он - этот другой - поделится с тобой своим персиком. Поразительно, но этот принцип хорошо знаком и выплняется беспрекословно любым стайным животным, однако в нашем цивилизованном обществе о нем уже никто не помнит!
Впрочем, видима по привычке, детям все еще рассказывают сказку о том, как Иван-Царевич, испытывая голод, не съел, а отпустил рыбу в море, потом спас зайца и пощадил селезня. Но смысл этой сказки детям уже не объясняют - нынешние родители, прошедшие школу аналогичного воспитания, не понимают сути этой метафоры. А во фразу: Отпусти меня, Иван-Царевич, я тебе еще пригожусь! - уже никто не верит.

Почему? Потому что наше общество поражено патологическим, лживым эгоизмом, а нормального, естественного, здорового эгоизма, который и делает возможным успех любой социальной группы, уже никто не воспринимает.

И вот мы стали взрослыми...

Как же это нелепо - осуждать эгоизм, который, во-первых, неистребим в человеке, а во-вторых, правильно и разумно используемый, является цементирующим фактором здоровой социальной организации! Господи, ну неужели же мы думаем, что природа дала нам в руки этот фундаментальный пятый элемент, а он оказался чистой воды профанацией! Нет, мы просто не научились им пользоваться, а после пары незадачливых попыток и вовсе объявили его персоной non grata.

Глупо, конечно, но что поделать...

Итак, мы уже видели нашего ближайшего предка - обезьяну, которая догадалась дурить экспериментатора в своих корыстных целях (конечно, забавно обвинять обезьяну в безнравственности!). Мы вспомнили свое детство, когда обман, в поисках родительской благосклонности, был для нас нормой жизни и способом выживания. Что еще нам необходимо знать, чтобы убедиться в этом очевидном и простом факте: эгоизм - принцип, с которым мы должны научиться жить (благо другого не дано)?

Осуждать и клеймить его позором - дело бессмысленное и к самим себе беспощадное.
Видимо, нам осталось только одно: пройтись холодным и беспристрастным скальпелем науки по морали и нравственности, по этим двум психологическим феноменам, которые, как кажется, противостоят эгоизму. Наука изучает все, что попадается ей под руку; а психологическая наука изучает все, что связано с психологией человека. Мораль и нравственность декларируются церковью и общественным мнением, но основание их лежит внутри человека, а потому феномены эти психические и потому подлежащие научному исследованию.
Перед нами все тот же обман. Лгать, обманывать, вводить в заблуждение - это, как известно, безнравственно.

Содержание раздела