Фантазии выявляют проблемы личности

Он решает сделать это прямо там. Я почти раздета, только в белье, и уступаю, становясь против зеркала, вытянув руки вперед или заложив их за спину; ноги немного раздвинуты. Иногда он заставляет кого-то раздвинуть их сильнее, это какая-то женщина, возможно, продавщица.

Потом он трогает мои гениталии, то слегка, то крепче, и, наконец, вводит пенис. Почему-то этот момент связан с представлением о боли, как будто пенис слишком большой, так что эта часть фантазии возникает не всегда". В другом варианте "муж-любовник" "трогает мою грудь через одежду, например, через комбинацию, а потом, в момент возбуждения, вводит руку в бюстгальтер и ласкает мне грудь, так что я сама ее обнажаю".
Многие элементы этой фантазии выявляют проблемы личности Анны. Первая состояла в том, что она явно была эксгибиционисткой.

В начале лечения Анна как раз начала учиться на актрису и обнаружила, что, играя на сцене, она как будто возвращается к жизни. Во-вторых, ее возбуждение возникало, в основном, от желания или страсти мужчины, для которого она была "лакомым кусочком", вызывавшим вожделение.

Поскольку ее переживания целиком зависели от партнера, то они имели гомосексуальный оттенок. В-третьих, у нее явно присутствовал страх перед пенисом, игравшим в ее фантазиях второстепенную роль, а главное значение имели раздевания и действия рук партнера, так что сцена даже не всегда заканчивалась коитусом и могла иметь воплощение в виде гомосексуального переживания.
Если принять во внимание гомосексуальность Анны, то можно лучше понять и ее переживания, связанные с женщиной, трогающей ее грудь. Ведь "муж-любовник", ласкающий и возбуждающий ее грудь до тех пор, пока она сама ее не обнажает, это женщина, и не кто иная, как ее мать. Это следует из того, что всякие гомосексуальные отношения представляют собой повторение, на каком-то ином уровне, детских переживаний, связанных с матерью.

Анна отождествляла себя с матерью, выступавшей в этой сцене в роли любовника, и сама возбуждалась от того, что любовник ласкает ее грудь.
Подобное отождествление показывает, как могут меняться роли действующих лиц в воображении. Анна была ребенком, любившим ласкать материнскую грудь, а потом выступила в роли матери, грудь которой ласкают.

Иными словами, в этой фантазии выразилось детское желание Анны, связанное с материнской грудью. Такое толкование облегчается, если известна гомосексуальная возбудимость Анны.
Может показаться, что другие части фантазии имеют гетеросексуальный характер, однако это не согласуется с оральным характером структуры ее личности. Так, отношения Анны с "мужем-любовником" являются отражением отношений между ребенком и матерью; ее пассивность выражает беспомощность ребенка, а сила и властность, приписываемые мужчине, это свойства, первоначально принадлежавшие матери.

Пенис обозначает грудь, а сама Анна это ребенок, которого щекочет и трогает мать, выступающая в фантазии в роли "мужа". Подобное использование ребенка матерью с целью получения ею сексуального удовольствия уже рассматривалось выше.

Итак, Анна, действовавшая в реальной жизни как взрослая женщина, в своих фантазиях, сформировавшихся под влиянием боязни гомосексуальности, выступала в роли ребенка, желания которого не были удовлетворены в свое время.
Таким образом, личность Анны претерпела "расщепление", которое проявилось в ее разладе со своим телом. В ней было заметно отсутствие телесных переживаний, что характерно для шизоидной личности, но ее личность содержала также существенный оральный компонент, проявлявшийся в живости и выразительности ее лица и рта; таким образом, Анна являла собой пример личности, колеблющейся между шизоидным уходом от всего и сильным стремлением к выполнению оральных желаний. Если ее стремление к удовольствию и возбуждению не встречало отклика, она впадала в депрессию, отвергая действительность. Она стала понимать свои настроения, когда лучше осознала себя как личность. Она сказала: "Прежде, если возле меня не было кого-то другого, кого я могла бы постоянно касаться, я чувствовала себя так, будто меня нет.

Мне нравилось лежать вместе с мужем. Теперь у меня нет этого чувства "небытия".

Если мне грустно, или я не в ладах сама с собой, мне хочется прикоснуться к Тому. Но теперь я больше думаю о себе, о том, что я смогла бы предпринять сама.

Это лучше, чем чувствовать себя заброшенной и одинокой, так что теперь эти чувства меня не страшат".
Душа Анны была полна гнева, вызванного неполнотой ее существования и направляемого против "матери-мужа-любовника", если им не удавалось ее удовлетворить; ее чувства (как она сама их описывает) производят иногда почти пугающее впечатление: "Как-то ночью, когда Тому не удалось сохранить эрекцию, я почувствовала, что превращаюсь в пантеру. Это было как в фильме, когда показывают, как человек-оборотень превращается в волка; как будто у меня появились когти, и мне хотелось его рвать; я и в самом деле расцарапала ему спину.

Я чувствовала себя сильной и злой".
Скрытая жестокость свойственна всем человеческим существам, и размеры ее зависят от степени перенесенной ими депривации. Анна была "голодным и жаждущим ребенком", она жаждала любви, и ее фантазии далеко превосходили ее действительные намерения.

Иногда ее мечты принимали прямо-таки людоедскую окраску (как показывает следующий рассказ), но это все лишь отражение страстного желания ребенка заполучить тугую материнскую грудь и наполнить живот. Однажды она рассказала: "Раз, когда я занималась мастурбацией, мне пришла в голову ужасная фантазия: я подумала, что мои ноги растут и вытягиваются, как у чудовищного насекомого, а вагина превращается в ловушку, в которую мне хотелось втянуть мужчину, чтобы раздавить его.

Если бы он туда попал, то пропал бы, я бы его поглотила".
Просто невозможно более ярко выразить взаимное замещение образов рта и вагины, и неудивительно, познакомившись с такой фантазией, услышать от некоторых мужчин, что они испытывают страх по отношению к вагине. Впрочем, мужчина раним лишь постольку, поскольку он подвергается действию своих собственных тревог, а его генитальный орган не так-то легко повредить, так что чувства Анны могли бы испугать только такого мужчину, у которого уже был развит страх кастрации от рук женщины.
Несмотря на сильную скрытую гомосексуальность, Анна сохранила гетеросексуальную ориентацию, благодаря тому, что на нее оказало большое влияние одобрение отца, хвалившего ее женственность. Это способствовало переносу ее оральных чувств с матери на отца, хотя и усложнило ее проблемы, так как теперь в ее переживания был вовлечен мужчина.

Однако, благодаря этому, в ее воображении сформировалось положительное представление о себе как о сексуально привлекательной женщине, и она всеми силами старалась сохранить в себе этот образ.
По мере того как Анна, благодаря лечению, стала лучше понимать себя, она стала чувствовать вину, если применяла свои фантазии во время полового акта, потому что, как она сказала: "Из-за этих мечтаний я как будто не с ним занимаюсь любовью и поэтому не могу выразить ему свою любовь и свое желание". Хотя фантазии, казалось бы, были нужны, чтобы усилить ее чувства, они, наоборот, ограничивали ее отклик. "Когда Том начинает двигаться слишком быстро, я полностью отключаюсь, как будто не хочу дать волю своим чувствам.

Я чувствую, что обязана контролировать весь ход событий с помощью воображения, чтобы я сама (а не Том и не мое тело) могла решать, когда мне можно расслабиться".
Затруднения, которые испытывала Анна, так сильно зависели от мужчины, что возникал вопрос: а не была ли ее гетеросексуальность просто защитным маневром? Ее неспособность отождествить себя с матерью на уровне сознания можно объяснить ее неудовлетворенностью своей ролью матери и хозяйки дома, а ее страх и недоверие к женщинам отражали ее собственные подавленные орально-гомосексуальные импульсы.

Она стала более терпимо относиться к себе как к женщине, только когда поняла, что вымещает на собственном ребенке переживание отверженности, испытанное ею в детстве от своей матери; включение в ее личность материнской функции позволило ей отказаться от инфантильного представления о себе как о "голодном ребенке" и "объекте сексуальных желаний".
Зависимость физических и психических травм от гомосексуальности, приводящая к неврозам, обычно выявляется путем интерпретации фантазий, сновидений и мировоззрения. Эта зависимость очень ярко проявилась в рассказе другого пациента, где он говорит о своих фантазиях и снах: "После очередного курса лечения я почувствовал себя очень хорошо. Пришлось много поработать физически, даже ноги дрожали, но я хорошо ощущал свое тело и чувствовал прилив эротических желаний.

Очень сильно хотелось женщину, но я не мог отыскать свою подругу. Тогда я пошел домой и занялся мастурбацией; мне захотелось вставить что-нибудь в анус, например, свечу. Эта мысль так захватила меня, что я был бы рад, наверное, даже гомосексуальному контакту через анус. Ночью я видел сон.

Мне приснилось, что я помогаю какому-то человеку намазаться особой мазью, чтобы стать невидимым и убить своих старых врагов.

Содержание раздела