Экономическая модель реального социализма
На базе несрабатываемости экономической модели “реального социализма”, замедления темпов экономического роста и нарастания трудностей в социальной и экономической жизни общества вызревал необратимый процесс широкого социального напряжения, недовольства значительной части советских людей условиями труда и жизни. Как пишет первый заместитель председателя КГБ Ф.Бобков, уже “в конце пятидесятых годов в разных городах вспыхивали волнения по всевозможным поводам. Чаще всего они были направлены против действий милиции, но иногда толпа громила и помещения райкомов и обкомов партии. Потом массовые беспорядки стали возникать чуть ли не каждый год, в них втягивались тысячи людей. Нередко в наведении порядка участвовали подразделения Советской Армии...”.
Тем не менее КГБ продолжал оставаться гигантской организацией, огромным оплотом “реального социализма”, созданного в нашей стране. По словам бывшего председателя КГБ В.Бакатина, в 1991 г. численность сотрудников этой организации составляла 720 тыс. человек, включая погранвойска (220 тыс. человек)110. Это больше, чем в США, больше, чем во всей Западной Европе. КГБ имел свои НИИ, вузы, силы специального назначения дивизии, диверсионные и особые подразделения типа “Альфа”, “Каскад”, “Зенит”. Но главное, он имел несметную армию тайных осведомителей, так называемых стукачей. По имеющимся оценкам, возможно, 30% взрослого населения страны сотрудничало в этом качестве с КГБ111. И когда СССР уже стал разваливаться под влиянием внутренних противоречий, нарастания национально-освободительного движения в республиках, КГБ возглавил подготовку и проведение августовского путча 1991 г., чтобы не дать стране встать на путь свободного экономического и политического развития. Вот что писал бывший гекечепист и Председатель КГБ СССР В.Крючков ещё в декабре 1990 г. в своей докладной записке М.Горбачёву: “С учётом особенностей структуры экономики СССР, невосприятия значительной частью граждан даже примитивных форм рыночных отношений требует большой осмотрительности, осторожности и выверенности каждый последующий шаг при решении проблемы перехода к рынку. Расчёт на форсированное внедрение рыночных отношений может обойтись стране непомерно дорого... Анализ сложившейся ситуации требует серьёзного критического осмысления того, насколько адекватны сформулированные почти шесть лет назад понятия демократизации и гласности их нынешнему практическому воплощению. Нельзя не видеть, что на определенном этапе антисоциалистические круги осуществили подмену их содержания, навязывают обществу видение перестройки не как обновления социализма, а как неизбежное возвращение в “русло мировой цивилизации” капитализма”112.
Всё это очень созвучно нынешним настроениям оппозиции реформам в российском обществе, которая не прочь восстановить старую СМЭ. Вспомним, что после неудачного августовского путча в 1991 г., ареста организаторов ГКЧП во главе с реальным его руководителем В.Крючковым и запретом КПСС образовался вакуум на стороне политической оппозиции. Однако постепенно этот вакуум заполнялся новой крепнущей оппозицией сначала во главе с Р.Хасбулатовым, затем Г.Зюгановым.
В годы брежневизма, казалось, что страна совсем утратила силы и способности к развитию. Но советская экономическая наука и особенно партийная пропаганда по-прежнему взахлёб выявляли успехи и преимущества социализма как общественной системы, успехи и преимущества его экономической модели.
К сожалению, советская экономическая наука ни разу не сказала, что выбор сталинской экономической модели для нашей страны был огромной политической и экономической ошибкой. Наибольшее, на что эта наука оказалась способна, уже после смерти Сталина, точнее с начала 60-х годов, предлагать эту модель по-разному корректировать, улучшать, совершенствовать, насыщая какими-то элементами рынка, и направлять в сторону формирования так называемого “рыночного социализма”. Эта наука никогда не предлагала сложившуюся при Сталине экономическую модель разрушить или отказаться от неё, что предлагали в 60-80-е годы отдельные польские и венгерские экономисты. Права академик Т.Заславская, когда отметила, что советская экономическая наука “оказалась бессильной понять подлинную природу советского общества, закономерности и механизм его развития, чрезмерно идеологизированное общественное сознание во многом утратило способность к критике, перестало отличать ложь от истины, стало очень консервативным”113. И не менее прав академик С.Шаталин, который также честно признал, что “многие наши представления о социалистической экономике, её неотъемлемых чертах были попросту ложными. Их следует пересмотреть”114. Речь идёт о “научном” приукрашивании образа социализма и его экономики, столь типичном для советской экономической науки.
Советская экономическая наука, кроме того, имела прямую установку на укрепление культа личности любого очередного генсека в партии и вождя в стране, на развитие и пропаганду марксистско-ленинской идеологии. В результате и Ленин, и Сталин стали у нас религиозными символами, вездесущими и бессмертными образами, которые живы и до сих пор. Они выполняют свою роль, влияют на значительную часть нашего общества, как образы отцов-покровителей, защитников простых людей и т.д. Этот “призрак коммунизма” тоже нуждается в глубокой научной оценке.
И это все происходило даже тогда, когда вокруг нас в странах Запада уже шла научно-техническая революция, рыночная система поднялась на очень высокий уровень, став базой значительного повышения жизненного уровня людей, ускорения разработок новой техники, развития интеграционных процессов, а в таких социалистических странах, как Венгрия и Югославия (потом к ним присоединилась Польша), начали с упоением строить “рыночный социализм” (“гуляш-социализм”, как потом определят те же венгры), от которого они затем отказались. Но наша советская экономическая наука явно плелась в хвосте этих объективных процессов и порой принципиально противилась им.
А между тем именно советская экономическая практика, в период НЭПа уже в 20-30-е годы породила на Западе, несмотря на его принципиальное отторжение социализма, поток идей, получивших потом оформление в виде концепции “рыночного социализма”. Одним из основателей этой концепции стал известный польский экономист О.Ланге, выпустивший в середине 30-х годов ряд работ по этому вопросу. Против него уже тогда резко выступили Л.Мизес и Ф.Хайек.
О.Ланге считал, что при социализме государство может устанавливать равновесные цены, использовать рыночные механизмы, в частности, самоокупаемость. В СССР в то время об этом не было и речи, а если кто и заикался, например, о хозрасчете, то его немедленно убирали. Но после войны польские, венгерские и югославские экономисты стали активно развивать идеи Ланге, они получили отражение в хозяйственном управлении их стран и перекочевали в СССР. Тем не менее “рыночный социализм” оказался ложной целью и нигде не только не закрепился, но и не сохранился. Жизнь убедительно показала, что “рыночный социализм” это промежуточность и нестабильность, это пламя и лед, постоянная внутренняя противоречивость. Даже самые ярые сторонники “рыночного социализма” в сегодняшних Польше и Венгрии перешли на сторону концепции реального рынка в условиях смешанной экономики. В нашей же стране эти идеи претерпели расцвет в годы горбачевской перестройки, да и сейчас их сторонников пока еще довольно много. Однако растет число и сторонников “народного капитализма”, эффективного, гибкого с четкой социальной ориентацией.
Тем не менее все, что произошло с нами в советские времена, и октябрьский переворот 1917 г., и “военный коммунизм”, и советский тоталитаризм, начиная с 30-х годов, было предвидено и предсказано, как уже говорилось, многими учёными и политическими деятелями, в частности, Г.В.Плехановым. Еще в июле 1917 г. он писал: “Требуемая Лениным диктатура пролетариата и крестьянства была бы большим несчастьем для нашей страны, так как при нынешних условиях она породила бы анархию… Перспектива гражданской войны должна приводить в содрогание каждого сознательного революционера наших дней… Когда сторонники Ленина начинают гражданскую войну, демократическое большинство обязано защищать свою позицию и своё правительство… Проклятие тем, которые начинают гражданскую войну в эту тяжелую для России годину”115.
В мае 1917 г. он писал: “Не во всякое данное время можно перестроить общество на социалистической основе. Социалистический строй предполагает по крайней мере два непременных условия: 1) высокую степень развития производительных сил (так называемой техники); 2) весьма высокий уровень сознательности в трудящемся населении страны. Там, где отсутствуют эти два необходимых условия, не может быть и речи об организации социалистического способа производства. Если бы рабочие попытались организовать его при отсутствии указанных условий, то из их попытки не вышло бы ничего хорошего. Им удалось бы организовать только голод… Неизбежным следствием “организации голода” явился бы жестокий экономический кризис, после которого рабочие оказались бы в положении гораздо более невыгодном, чем то, в котором находились они до своей попытки”116.
