d9e5a92d

Реформы более ранних исторических периодов


Если рассмотреть ретроспективно реформы более ранних исторических периодов, то легко заметить, что ни одна из них не дала стабильных социальных результатов. Будь это новая экономическая политика двадцатых годов нашего века, реформы, связанные с именами П. Столыпина и С. Витте и даже наиболее радикальные реформы Александра II.
В этом-то пункте и возникает весьма актуальная исследовательская задача: разобраться с вопросом о том, почему ни одна рыночная реформа в истории России не была доведена до своего логического конца, почему Россия так и не смогла войти полноправным членом в семью европейских народов, живущих в развитых рыночных системах.
Позволю себе версию, объясняющую на гипотетическом уровне этот российский феномен. Если в рез[льтате рассмотрения этой версии хотя бы часть гипотез будет признана соответствующей историческим реалиям, то на этой базе вполне логично сделать определенные прогнозы по поводу судьбы нынешних рыночных реформ.
1. Все известные из истории рыночные реформы инициировались сверху, правителями нашей страны, будь то царь, генеральный секретарь или президент. Собственно, реформы и должны инициироваться сверху. На то они реформы, а не революции. Не в этом главное.

Главным является то, что российские реформаторы начинали свои действия, не сообразуясь с намерениями и желаниями граждан. Возникал некий";провал";; между реформаторской властью и народом, который зачастую абсолютно индифферентно относился к реформам и не испытывал никакой благодарности по отношению к их инициаторам. Формальное";всеобщее одобрение";; на поверку оказывалось безразличием или даже саботажем.

Особенно остро обнаруживалась эта невосприимчивость к реформам в тех случаях, когда реформаторы пытались внедрить в России готовые модели, импортированные из-за границы, пытались следовать рецептам других обществ, даже если где-то они и давали значительный эффект.
Вспомним 1985 год. К власти приходит М. Горбачев и объявляет своей (и народной!) целью ускорение социально-экономического развития. В очередной раз мы стали догонять своих американских и европейских партнеров*, недавно еще называвшихся";стратегическими противниками";;. Народ вроде бы согласился и начал ускоряться. На следующий год была заявлена более сложная задача: перестройка.

Мы все стали дружно перестраиваться. Проблема ускорения (вместе с некоторыми ее теоретиками) ушла на второй план. В 1987 году страна готовилась отметить 70-летие Октябрьской революции. В ходе подготовки к празднествам М. Горбачевым было заявлено о необходимости строительства такого общества, в котором
* Предыдущий случай этой безнадежной и ненужной гонки приходится на время правления Н. Хрущева.

было бы";больше социализма";;. Мы дружно кивнули и стали идти к";большему социализму";;. Но тут наступил Август 1991 года, а вместе с ним к реальной власти в России пришел Б. Н. Ельцин.

Перестройка была отложена и было объявлено о необходимости интенсивного движения к рынку. Наконец, решительный и не отягощенный ответственностью Е. Гайдар* откровенно сказал в 1992 году, что Россия идет к капитализму. Мы и с этим согласились. Оказалось, что нам вообще-то все равно: больше социализма или капитализма.

Российские граждане так привыкли к постоянно возобновляющимся и столь же быстро отмирающим реформам, что относятся к ним как к прогнозу погоды на завтра: без особых переживаний, но и без восторгов.
Но давайте серьезно подойдем к проблеме. Ведь в этих быстрых переменах курса речь шла об изменениях глобального уровня, с которыми можно сравнить только геологические процессы. Речь шла об изменениях способа производства, о формационных и даже цивилизационных сдвигах.

Неужели можно всерьез думать о том, что изменения такого уровня могут произойти за пять лет или даже, как любил говорить президент Б. Ельцин,";к осени будущего года";;?
2. Думать об этом можно, сделать нельзя. Российские лидеры-реформаторы всегда очень серьезно относились к собственным способностям. В большинстве случаев они обладали поистине харизматическим мышлением.

Люди, как правило, сильной воли, они были уверены в том, что именно на их долю пришлась";судьбоносная";; задача переделки России. В принципе, реформаторы ставили перед собой благие цели: догнать Европу, достичь общецивилизационных параметров экономической и социальной эффективности, создать устойчивое общество с высоким уровнем благосостояния, сделать Россию мощной мировой державой. Но ради достижения этих целей они готовы были принести в жертву повседневные нужды граждан.



Уверенные в своей божественной миссии, они лучше знали,";что нужно народу";;, во всяком случае,— лучше самого народа.
Но мессианский настрой, вызывающий в общем-то уважение, говорит и о другом. Российские реформаторы не верили в творческие способности народа, были уверены, что наш народ нужно куда-то вести, ибо сам он к этому чему-то не придет. Народолюбивая демагогия очень часто скрывает или презрительное отношение к народу или сугубо монархо-патерналистское отношение к гражданам как к неразумным детям, которые не обойдутся без наставника и учителя.
И уж конечно харизматический лидер не верит в объективные законы общественно-экономического развития. Даже если, как это было в случае с В. И. Лениным, много пишет о них. Идеализм наших реформаторов бьет в глаза.

По их представлениям, Россия пойдет туда, куда укажет лидер, а не туда, куда должна идти в силу объективности самого этого движения. Если даже лидер искренне верит в Бога, то в жизни он делает богопротивные вещи, ставя себя на уровень с Создателем, ведь только Ему ведом истинный путь.
Характерно, что столь";божественный";; подход, даже если он и искренен, приводит к весьма наивному отношению к действительности. Самые решительные лидеры были и самыми наивными, часто принимавшие форму за содержание. Петр I всерьез считал, что безбородые россияне немедленно преобразуются в европейцев. А разве И. Сталин не верил в то, что он
* Хотя Гайдар в публичных выступлениях и любит говорить";мое правительство";;, он ни одного дня не был премьер-министром, занимая должности вице-премьера или исполняющего обязанности премьера.

действительно построил социализм? Лексика и нынешних лидеров столь же
высокопарна и не менее наивна* .
3. Рассмотрим еще одну объективную социально-экономическую причину. Россия — особая страна, скорее восточная, чем западная, скорее азиатская, чем европейская. И экономика ее традиционно основана на некоторых элементах, позволяющих условно отнести социально-экономическую систему к";азиатскому способу производства";;. В России, как в целом на азиатском Востоке, гипертрофирована роль государства в экономике.

А эта гипертрофия делает систему весьма инерционной и плохо приспособленной к рыночным преобразованиям. Значительное присутствие государства в экономике означает суженое поле для развертывания конкурентных рыночных сил. Больше государства — меньше рынка.

Этот теоретический постулат никем не оспаривается.
Государство в России всегда (в течение всей ее писаной истории) было крупнейшим собственником средств производства и непроизводственных фондов. В начале XX столетия, накануне первой русской революции, 38 % всей земельной площади принадлежали государству (мы уже имели случай говорить об этом). А ведь земля в сельскохозяйственной стране — главное средство производства. Государство было собственником и более чем половины лесных массивов.

Все магистральные железные дороги (как им и подобает) были государственными. Большинство сталелитейных предприятий принадлежало государству и находилось в ведении военного министерства или министерства ВМФ. Университеты, гимназии и реальные училища, даже Академия Наук и";богоугодные заведения";; - все находилось в собственности государства.
Государственная собственность, таким образом,— это не выдумка российских большевиков. Большевики лишь довели до абсурда, до крайностей тотального огосударствления те тенденции, которые были присущи России искони. (Мы уже пытались разобраться в том, что в большевизме было специфически русского, а что импортированного марксистского.) Рыночная же экономика не терпит столь мощного государственного присутствия.
Естественно, что в России государство было крупнейшим инвестором капитала в производственную сферу. Инвестиции в социально-культурные институты и учреждения были обычным явлением еще со времен Киевской Руси. Понятно, что государство становилось и активным субъектом, перераспределяющим национальный доход, регулирующим финансово-кредитную сферу.

Все это и делало российскую экономику нерыночной.
Но в этом пункте возникала любопытная коллизия, характерная и для наших дней. Многим российским правителям было присуще обостренное чувство национальной гордости. Традиционная социально-экономическая";отсталость";;, чаще кажущаяся, чем действительная**, от великих европейских держав периодически возбуждала их реформаторскую активность. Лидеры прекрасно понимали, что с экономической точки зрения попытки догнать Европу
* Приведем, например, слова Б. Н. Ельцина:";Мне выпала на долю ответственная миссия вывести Россию из тоталитарного прошлого и привести ее в семью народов свободного мира, где каждый человек — творец своего счастья...

Интересные записи



Содержание раздела