«НЕОБЕСПЕЧЕННОСТЬ ДОЛЛАРА»
- Вытеснение доллара из государственных и банковских резервов стран еврозоны (относительно небольшое по масштабам).
- Вытеснение доллара из международных расчетов субъектов экономики стран еврозоны, в том числе друг с другом (только рынок энергоносителей Европы обслуживает долларовая масса, превышающая, по имеющимся оценкам, 100 млрд.долл.).
- Вытеснение доллара из государственных и банковских резервов стран, не входящих в еврозону (что было бы при заметных масштабах признаком превращения евро во вторую мировую резервную валюту).
- Вытеснение доллара из наличного оборота из-за удобства крупных расчетов, так как покупательная способность максимальной купюры в евро (500 евро) не менее чем в 4 раза превышает покупательную способность максимальной купюры, номинированной в долларах (естественно, этот процесс возможен только после введения в обращение наличных евро).
Связанные с евро ожидания были исключительно высоки, и спекулятивная атака сама по себе, несмотря на все еше продолжавшийся кризис глобальной экономики (он сошел на нет как раз в самом начале 1999 года), была очевидно недостаточной. Поэтому США решительно отказались от услуг финансовых спекулянтов типа Сороса (возможно, этим пониманием и было вызвано его жгучее разочарование в современном капитализме) и сосредоточились на прямом воздействии на экономику Европы.
Перед этим они пытались расширить мировой спрос на доллары, содействуя дестабилизации экономик ряда стран, в частности, России и Латинской Америки, в ходе кризиса 1997-1998 годов (ведь национальная экономика начинает впитывать дополнительные объемы мировой резервной валюты именно в результате роста неблагополучия). Также с точки зрения увеличения мирового спроса на доллары следует рассматривать и беспрецедентные дебаты в Аргентине в 1999 году о возможности отказа от национальной валюты и перехода на внутреннее обращение доллара. Однако возможности этих методов оказались недостаточными.
Сегодня уже не требует никаких комментариев тот ставший самоочевидным факт, что главной целью агрессии США и их партнеров по НАТО против Югославии было стремление подорвать привлекательность Европы как объекта экономической деятельности, а в идеале - и подорвать саму ее экономику созданием на ее территории незаживающего очага глобальной напряженности.
Это удалось в полной мере прежде всего благодаря качественному технологическому преимуществу США: применение грубых военных технологий вместо финансовых, возможности которых фактически были исчерпаны, было поддержано сверхсложными и малозаметными информационными технологиями, точнее, технологиями формирования сознания.
Однако даже ссылки на эффективное применение американцами информационного оружия против своих союзников-европейцев и интенсивное промывание мозгов всему миру не снимает до конца недоумения, вызванного столь последовательным и энергичным действием развитых стран Европы против своих собственных национальных интересов.
Это недоумение снимается, если вспомнить, что непосредственно военные действия начинали и вели не сами страны Европы, а их военное объединение с США - НАТО. Даже если забыть о полном доминировании США в натовских структурах (что, учитывая более высокое качество управления в США, обеспечивает НАТО как организации значительно более высокую эффективность, чем: ЕС), следует учесть, что НАТО имело и успешно реализовало в косовской бойне свой собственный бюрократический интерес, в корне отличный от национальных интересов входящих в него европейских стран.
Дело в том, что для внутренней политической жизни объе- диненной Европы одним из ключевых и наиболее остро стоящих вопросов было выяснение структуры, которая будет главным организатором и координатором европейской интеграции. Вариантов было всего два: ЕС и НАТО.
В первом случае интеграция шла бы исключительно в рамках Европы, носила бы в первую очередь экономический характер и, гармонично вытекая из собственных интересов европейских стран, была бы, с одной стороны, более эффективной, а с другой - объективно ориентированной на конкуренцию с США.
Во втором случае интеграция шла бы в рамках атлантического сообщества, то есть не только Европы, но Канады и США, носила бы преимущественно не экономический, а военно-политический характер и ориентировалась бы преимущественно на интересы США, играющих в НАТО доминирующую роль. При этом, как это было во времена холодной войны, текущие экономические интересы младших партнеров - развитых стран Европы - приносились бы в жертву интересам США в обмен на предоставление последними военно-политической зашиты от внешних угроз.
Во времена холодной войны эти угрозы были реальными, а в наше время они носят виртуальный характер и виртуозно создаются американскими специалистами при помощи информационных технологий.
Борьба вокруг магистрального направления европейской интеграции далека от завершения. Она продолжается и по сей день.
Однако именно нападение на Югославию позволило, во-первых, не решить его в пользу ЕС (и, соответственно, Европы) в разумные сроки, то есть немедленно после завершения процесса ее экономического объединения (ибо валютная интеграция, безусловно, является высшей формой интеграции) и, во-вторых, к настоящему времени постепенно склонить чашу весов на сторону натоцентризма - интеграции на основе НАТО, при сохранении доминирующей роли США и подменой собственно европейских интересов интересами последней сверхдержавы.
Сегодня евро так и не оправился от длительного и затяжного посткосовского падения и, по крайней мере до введения в наличное обращение, не сможет создать для доллара никакой серьезной угрозы.
После Косово Европа фактически отказалась от идеи соперничества с США и приняла модель дополняющего развития, при котором она образует следующий после США этаж технологической пирамиды. С точки зрения данной модели слабость евро - достоинство, а не недостаток, так как стимулирует товарное производство в странах еврозоны и повышает конкурентоспособность производства в них товаров. О возможности прорыва на следующий, качественно более доходный этаж, на котором происходит массовое производство уже не товаров, но новых технологических принципов и который почти единолично (может быть, вместе с Великобританией) занимают США, Европа больше даже не вспоминает.
Она поставлена на место и смирилась с этим, отказавшись от необходимой для перехода на новый технологический уровень политики сильной и стабильной валюты.
Обе описанные попытки подорвать доминирующее положение доллара носили бесспорный характер. Тем не менее создается впечатление, что имели место по крайней мере подходы к еще двум попыткам такого рода, никогда всерьез не объявлявшиеся, но существовавшие как по крайней мере неформальные цели.
Первая из таких возможных попыток - создание зоны иены в Юго-Восточной Азии. Прокол японского финансового пузыря, ввергшую эту страну в почти десятилетние экономические трудности, сорвал идею на раннем этапе ее созревания.
Тем не менее как одна из потенциальных возможностей она просуществовала почти все 90-е годы, пока не была, по-видимому, окончательно похоронена кризисом 1997-1998 годов.
Однако этот же кризис заставил задуматься и о еще одном потенциальном претенденте на роль азиатской региональной валюты - о юане. В самом деле, задайте простой вопрос: зачем в регионе, охваченном практически всеобщей девальвацией, Китай упорно поддерживает стабильность юаня, в том числе вопреки интересам собственной текущей конкурентоспособности?
Простейший ответ - в неповоротливости и неграмотности китайской бюрократии, которая тратит на представительские обеды 1 млрд.долл. в год, дарит друг другу специально выпускаемые для этого представительские сигареты по 60 долларов пачка и либо в принципе не способна мыслить в категориях международной конкурентоспособности, либо поступается соображениями коммерческой эффективности ради представлений о национальном величии, ошибочно ассоциируемыми с твердым курсом национальной валюты. Однако этот ответ слишком прост, а высокомерное презрение западных бюрократов к восточным основано на чем угодно, кроме реального понимания характера работы китайской государственной машины и, что особенно важно, практических результатов этой работы.
Наиболее вероятным ответом представляется иной: китайцы учли опыт США по превращению доллара в мировую резервную валюту, осознали связанные с этим преимущества и намерены превратить в юань в региональную резервную валюту Юго-Восточной Азии, завершая тем самым процесс переориентации стран этого региона с США на Китай (опирающийся как на доминирование китайской диаспоры в национальных экономиках целого ряда стран региона, так и на эффективную военную политику Китая).
С этой точки зрения сохранение долговременной стабильности юаня является категорическим условием реализации национальной экономической стратегии, а конъюнктурные жертвы, вызываемые этой стабильностью, носят абсолютно оправданный характер и являются по сути дела сверхрентабельной инвестицией в национальное будущее.
Однако угроза превращения юаня в региональную (сначала резервную) валюту Юго-Восточной Азии практически при любом развитии событий является отдаленной перспективой и в принципе не может рассматриваться в качестве краткосрочной угрозы экономическому доминированию США.
НЕОБЕСПЕЧЕННОСТЬ ДОЛЛАРА
Якобы имеющаяся, а на самом деле практически преодоленная в краткосрочном плане угроза доллару со стороны региональных валют смыкается с мнимыми опасностями, связанными с необеспеченностью доллара.
Апологеты этой точки зрения справедливо приводят разнообразные оценки обеспеченности американского доллара национальным богатством США - от менее 45%, процеженных сквозь зубы одним из специалистов ФРС, до называвшихся аналитика министерства финансов Японии 9-10% и 2-3%, проскальзываемых в оценках американских интеллектуалов. При этом они едины в том, что столь низкий уровень обеспеченности рано или поздно будет осознан общественностью, что приведет к его катастрофическому обесценению, которое ввергнет человечество в глобальный экономический кризис.
Логическая ошибка заключается здесь в понимании национального богатства исключительно в его вещественном, материальном и потому исчислимом выражении. Забавно, что аналитики развитых стран фактически повторяют ошибку дремучих марксистов полувековой давности, которые считали, что стоимость создается исключительно при производстве материальных, вещественных товаров, но ни в коем случае не при оказании услуг.
Столь же последовательно и необъяснимо, как марксисты игнорировали стоимость услуг, современные аналитики игнорируют стоимость новых разрабатываемых технологий и технологических принципов.
Доллар США обеспечен не их национальным богатством в традиционном понимании этого слова - он обеспечен постоянно создаваемыми ими новыми технологическими принципами. Эти принципы не просто имеют стоимость как продаваемый товар, главное их значение состоит в том, что они привязывают экономики практически всех стран мира к американской, обеспечивая их зависимость уже не на финансовом, а на более фундаментальном, технологическом уровне.
Этот технологический империализм дополняется империализмом информационным. Прелесть информационных технологий заключается в том, что они обеспечивают доллар не столько фактом своего существования, как имеющие стоимость материальные блага, сколько фактом своего применения, преобразующего массовое сознание в нужном для США направлении.
В этом - ключ к пониманию могущества сегодняшних США.
К ним полностью применимы слова, сказанные Пастернаком о Ленине: Он управлял теченьем мысли и только потому - страной. Информационные технологии делают наиболее эффективным управление не реально протекающими процессами, а теченьем мысли тех, кто ими управляет.
И просто высокая конкурентоспособность, и мировое лидерство США вытекают именно, из этого. Ведь валюты обеспечиваются не собственно золотом, а товарами, то есть в конечном счете общественными отношениями.
Информационные технологии позволяют создавать эти отношения напрямую, минуя товарную стадию.
Поэтому механические подсчеты уровня обеспеченности доллара носят начетнический и бессмысленный характер, являясь не более чем упражнением в арифметике.
Сила Америки не в танках, не в золотом запасе и даже не в Билле Гейтсе. Сила Америки заключается прежде всего в Голливуде и CNN, а точнее - в айсберге передовых информационных технологий, видимой частью которого они являются.
Именно в этом ответ на вечный вопрос о необеспеченности доллара. Он обеспечен - только не золотом Форт-Нокса, а состоянием умов в мире.
А их состояние, в свою очередь, в целом устойчиво поддерживается в нужной форме за счет колоссального технологического отрыва США от остального мира, включая даже развитые страны.
Лидерство состоит далеко не только в уникальной способности в массовом масштабе по многим направлениям продуцировать принципиально новые технологические принципы и даже не в колоссальном отрыве от остального мира в важнейших технологиях управления.
Наибольшее значение имеет практическая монополизация технологий формирования сознания (т.н. high-hume) и, главное, метатехнологий - качественно нового типа технологий, сам факт применения которых в принципе исключает возможность конкуренции.
Это своего рода плата за допуск к более высокой эффективности, обеспечиваемой этими технологиями, ранее встречавшаяся лишь в дилерских и лицензионных системах. Современные передовые технологии в явной или неявной форме ставят пользователя в положение лицензиата.
Наиболее наглядные примеры метатехнологий:
- Сетевой компьютер: рассредоточение его памяти в сети дает разработчику всю информацию пользователя и позволяет первому вмешиваться в деятельность последнего или даже управлять ею (принцип внешнего управления включенного в сеть компьютера уже реализован -так, по действующему законодательству США ВСЕ производимое в США программное обеспечение имеет лазейки, позволяющие американским спецслужбам получать несанкционированный доступ к хранящейся в них информации и даже изменять ее в тех случаях, когда это признано соответствующим национальным интересам США); - Современные технологии связи, позволяющие перехватывать все телефонные сообщения на территории всего мира и комплексно анализировать их практически в онлайновом режиме (знаменитая американская система Эшелон, вялотекущий скандал вокруг которой тянется уже по меньшей мере пять лет); в ближайшее время станут возможными перехват и полная компьютерная обработка всего объема сообщений в Интернете;
- Различные организационные технологии; их основные подгруппы:
- Технологии управления, в том числе организации деятельности: ориентированные на культуру и систему ценностей страны-разработчика, они снижают конкурентоспособность корпораций, представляющих другие культуры; следует отметить, что в общем случае распространение в обществе чужеродного типа культуры, не интегрирующейся с культурой этого общества и поэтому не столько обогащающей ее, сколько остающейся обособленной от нее, ослабляет конкурентоспособность данного общества;
- Технологии формирования массового сознания: постоянная адаптация последнего к воздействию на него вызывает необходимость постоянного же обновления этих форм; без получения обновленных технологий, которые появляются сначала в стране-лидере, а уже затем тиражируются в остальных странах, массовое сознание обществ, использовавших эти технологии воздействия на него, начнет выходить из-под контроля государства. Сегодня именно эти технологии из-за своей наибольшей производительности стали господствующими.
Именно они, стремительно распространившись буквально в последние годы, стали технологической составляющей информационного общества: говоря о нем с точки зрения технологий, мы, возможно, не отдавая себе отчет и не зная об их особенностях, имеем в виду в первую очередь именно метатехнологии, -основу экономического и политического могущества США.
ФИНАНСОВЫЕ И ИНФОРМАЦИОННЫЕ ИНСТРУМЕНТЫ РЕАЛИЗАЦИИ СТРАТЕГИЧЕСКОГО ПРЕВОСХОДСТВА США
Описанное стратегическое технологическое превосходство США реализуется на практике при помощи формально не связанных друг с другом, а на деле образующих единое целое финансовых и информационных рычагов, управляемых многократно осмеянной, но тем не менее самой эффективной бюрократией мира, превратившей процесс самосовершенствования (в частности, процесс совершенствования государственного управления) в постоянный процесс, нисколько не мешающий четкому выполнению рутинных повседневных функций.
США эффективно обеспечивают свои интересы в глобальной конкуренции при помощи целого ряда формально неза-симых международных организаций, в которых они играют доминирующую роль. В военно-политическом плане такой организацией является НАТО, в экономическом - МВФ и, в меньшей степени, ВТО.
Контроль США за МВФ, как особенно ярко показали переговоры России с этой организацией в 1998-1999 годах, носит практически абсолютный характер и обеспечивается даже не столько максимальным взносом США в уставной фонд этой организации, сколько составом ее высших руководителей.
Назначенные на свои посты прошлым (а в отдельных случаях - и позапрошлым) поколением европейских политиков, топ-менеджеры МВФ из политических комиссаров своих правительств, присланных отстаивать национальные интересы, давно уже переродились в заматерелых бюрократов, держа-шихся за места и всецело преданных главному акционеру, то есть США. Недаром при напряженных дискуссиях о замене директора-распорядителя МВФ М.Камдессю, подавшего в отставку из-за невыносимого даже для этого тренированного бюрократа давления США, категорическим условием последних было сохранение в неприкосновенности всего топ-менеджмента МВФ.
Роль МВФ и подобных ему международных организаций в обеспечении национальной конкурентоспособности США исключительно велика.
Однако без всякого преувеличения важнейшим фактором эффективности США выступает симбиоз государства и крупного капитала, в результате которого транснациональные корпорации и государство, как правило, фактически преследуют единые общенациональные цели, помогая друг другу решать соответственно преимущественно экономические и преимущественно политические задачи.
Неразрывная связь большого бизнеса с государством реализуется прежде всего в постоянном взаимодействии его представителей с ФРС, Казначейством (Минфином), налоговой и таможенной службами.
При этом прославленные американские лоббисты играют хотя и заметную, но на практике весьма ограниченную роль, сосредоточившись к тому же исключительно на взаимодействии корпораций с Конгрессом и Сенатом.
Значительно более важную роль играет постоянная горизонтальная ротация кадров между государством и бизнесом, при котором один и тот же человек может, условно говоря, несколько раз подряд с поста министра уходить на пост вице-премьера крупной корпорации и наоборот. Эта система обеспечивает единство интересов и полное взаимопонимание между коммерческим сектором и госуправлением (конечно, это возможно только в условиях действенного механизма борьбы с коррупцией).
Как представляется, она на порядок более эффективна, чем японская система, которая также предусматривает горизонтальную ротацию кадров, но исключительно в пределах системы государственного управления. Она создает достаточно эффективный класс профессионального государственного чиновничества, а этот класс оказывается отделенным от коммерческого сектора и в конечном счете недостаточно хорошо знает реалии систем, которые он регулирует. В США же горизонтальная миграция руководителей между государством и бизнесом стирает грань между чиновником и бизнесменом и выковывает качественно новый тип универсальных топ-менеджеров, одинаково эффективно работающих и в коммерческом, и государственном секторе.
Оборотной стороной формирования этого типа менеджеров является если и не слияние крупных корпораций и государства в единое целое (ибо их мотивы и интересы по-прежнему объективно различаются), то во всяком случае формирование у них единых представлений о национальной конкурентоспособности. В результате американское государство и американский бизнес участвуют в мировой конкуренции не как союзники, пусть даже очень близкие, но как единый целостный организм, что качественно повышает эффективность их действий.
Однако главным механизмом объединения государства и крупного бизнеса США в мировой конкуренции является даже не горизонтальная ротация топ-менеджеров, а деятельность американского аналитического сообщества.
Следует отметит, что понятие аналитика в США имеет более широкий смысл, чем в России. В США крупные аналитические центры часто участвуют в реализации своих разработок, предоставляя, таким образом, услуги по корректировке реальности полного цикла: от прогнозирования ситуации и ее оценки с точки зрения интересов заказчика через определение механизмов корректировки, конкретных целей и методов их достижений до прямого участия в непосредственном достижении этих целей.
Профессиональный термин crisis management означает не антикризисное управление, то есть управление, направленное на предотвращение кризисов или исправление их последствий, а нечто вполне противоположное - управление кризисами, то есть использование кризисов как инструмента преобразования реальности. Строго говоря, crisis management является наукой о ведении конкурентной борьбы в любой форме - как между корпорациями, так и государствами.
Наиболее ярко всеобъемлющий характер аналитики полного цикла проявляется в деятельности самой знаменитой думающей корпорации RAND, созданной при ВВС США для анализа деликатных проблем, возникавших при организации воздушного моста в Западный Берлин. Сегодня RAND -мозг республиканской партии, который располагает и достаточно эффективно действующими руками. Так, в официальной (!!) автобиографии одного из руководителей американской разведки содержится поистине потрясающая фраза UPY и РЭНА направили меня воевать по Вьетнам.
Демократическая партия пользуется услугами целого пула частично узко специализированных аналитических агентств, намного меньших по масштабам и потому менее заметных.
Наконец, ряд аналитических структур используется как республиканской, так и демократической партией. Большинство из них недостаточно мощно для оказания услуг полного цикла.
В основе американской аналитики полного цикла лежит системный анализ, позволяющий строго анализировать математически любые процессы развития и любые кризисы. Именно опора на современные методы математического анализа и отличает аналитику полного цикла от public relations, использующего теневые методы.
Эту разницу ярко иллюстрирует сопоставление трилогии А.Азимова Установление (где стратегическая аналитика, позволяющая не только предвидеть, но и корректировать будущее, названа психоисторией, а ее сложность и, соответственно, мошь фантастически преувеличена) и кинофильма Плутовство или когда хвост виляет собакой, в котором показана интуитивная и весьма успешная вследствие значительности ресурсов и локальности задачи работа обычной антикризисной группы, действующей методами теневого public relations.
Исторически аналитическое сообщество США выросло из антикризисных подразделений корпораций, вынужденных гасить кризисы и обеспечивать свою конкурентоспособность сначала на уровне отдельных предприятий, затем - на уровне отраслей (отраслевых монополий), а начиная с Великой Депрессии 1929-32 гг. - и на общенациональном уровне.
Соответственно, оно сохранило теснейшую связь с корпорациями, полностью финансируясь ими и обслуживая в первую очередь их интересы.
