O тpудe
Индустриальная система долгое время сулила всем причастным к ней одно весьма удивительное благо. Речь идет о возможности иметь со временем значительно больше досуга. Рабочая неделя и рабочий год будут резко сокращены. Свободного времени станет гораздо больше. На протяжении последних 25 лет репутацию человека недюжинного ума, возвышающегося над серой массой, легче всего было заслужить рассуждениями о том, чем люди станут заполнять (когда наступит желанный день) то, что неизменно именовалось вновь обретенным досугом.
Считалось, что этот вопрос заслуживает самого тщательного изучения. Высказывались опасения насчет возможности неправильного использования свободного времени. С 1941 по 1965 г. средняя рабочая неделя в промышленности несколько увеличилась. Нормальная рабочая неделя сократилась, но это сокращение было перекрыто возросшим спросом на сверхурочную работу, который с готовностью удовлетворялся1.
В течение указанного периода недельные заработки, исчисленные с учетом повышения цен, почти удвоились. Приходится сделать вывод, что с увеличением своих доходов люди склонны работать больше и меньше стремятся к досугу.
Рассуждения о новой эре, когда резко возрастет свободное время, это всего лишь обычная тема обывательских разговоров. Пройдет не очень много времени, и ею уже нельзя будет пользоваться для того, чтобы внушить впечатление о даре социальной прозорливости. Индустриальная система развивается не в этом направлении.
Следует отметить, что на ранних стадиях развития индустриальной системы физический труд был очень скучен, однообразен и изнурителен. И к тому же он продолжался очень долго. Характерно, что суровые судебные приговоры непременно предусматривали тяжелые физические работы. Загробный мир представляли себе прежде всего как место вечного отдыха.
В сталелитейной промышленности США люди работали по 12 часов в день и 84 часа в неделю, пока положение не было исправлено в результате просвещенного вмешательства Уоррена Гардинга2 и других. Никаких праздников не было; в центрах сталелитейной промышленности все дни были одинаковы. При пересменках человек работал
1 В 1941 г. средняя рабочая неделя в обрабатывающей промышленности составляла 40,6 часа, а в 1965 г. 41,1 часа, и наблюдалась тенденция к дальнейшему увеличению. См.: «Economic Report of the President, 1966».
2 Уоррен Гардинг президент США с 1921 по 1923 г. Примеч. перев.
круглые сутки; в качестве компенсации ему через две недели предоставляли 24 часа свободного времени. Управление потребительскими запросами еще находилось в младенческом состоянии, и рабочий-сталелитейщик, не подвергавшийся тогда воздействию радио или телевидения и зачастую безграмотный, был в этом отношении недосягаем. Вот почему не меньшее значение, чем увеличению заработка, а может быть, и большее значение, придавали тому, чтобы увеличение заработка достигалось при меньшем количестве часов ненавистного труда.
Люди работали для того, чтобы удовлетворять свои минимальные потребности, то есть чтобы поддерживать свое существование. С той поры лишь немногие люди из нерабочей среды были склонны допустить, что систематическое уменьшение часов работы может и не быть главной целью рабочего человека.
За пределами индустриальной системы, например на хлопковых и овощных полях, труд все еще, возможно, тяжел и скучен. Но в пределах индустриальной системы (впрочем, всегда имеются исключения) труд едва ли тягостен, и он может быть приятным. К тому же рабочий ныне вовлечен в сферу влияния современного механизма управления спросом, действующего на полную мощность.
Он тоже является объектом действия обратной последовательности, о которой говорилось выше. Если некогда сталелитейщик работал, чтобы поддержать свое существование, то ныне он работает для удовлетворения своих постоянно растущих потребностей. Результат очевиден: выбирая между большим досугом и большей работой, человек, имеющий более приятную работу и растущие запросы, склонен до некоторой степени отдать предпочтение последнему варианту.
По мере того как люди, причастные к техноструктуре, продвигаются вверх по служебной лестнице, они все чаще останавливают свой выбор на варианте «больше работы больше дохода». А некоторые из них гордятся своим беспредельным и азартным стремлением работать, хотя, как правило, они физически не в состоянии воспользоваться всеми плодами своего труда.
Из сказанного следует, что защищать представление, будто сокращение рабочего времени и увеличение досуга является естественной целью человека, причастного к индустриальной системе, значит неправильно понимать природу этой системы. Не существует достаточно убедительных доказательств того, что работа непременно должна быть менее приятна, чем безделье. Управлять пультом, регулирующим движение стальных заготовок через прокатный стан, может быть столь же приятно, как проводить время с видавшей виды рыбной торговкой.
Бесполезно требовать увеличения досуга, пока индустриальная система способна внушать людям убеждение, что материальные блага важнее досуга. Люди станут отдавать предпочтение досугу только тогда, когда возможности использования досуга они сочтут более интересными, чем возможности, заложенные в работе, или тогда, когда они избавятся от влияния механизма управления их потребностями, или же, наконец, при сочетании обоих названных условий. Досуг заманчив не сам по себе, а только при наличии этих предпосылок.
Имеются основания полагать, что обе эти цели развитие интересов, могущих служить привлекательной заменой труду, и способность в той или иной степени сопротивляться воздействию механизма управления спросом достижимы, если получить образование. Люди, получившие солидное образование, обычно не испытывают недостатка в интересных формах и способах использования времени, свободного от работы. И они, по-видимому, несколько менее подвержены влиянию механизма управления спросом. В этом отношении характерно поведение педагогов и ученых. Академические круги, особенно высшая прослойка, демонстративно сопротивляются воздействию механизма управления спросом и ратуют за далеко идущее освобождение от внешних уз, привязывающих человека к труду.
Уделять слишком много внимания материальным благам считается в этой среде вульгарным: старый автомобиль, небрежная и поношенная одежда, не бросающаяся в глаза домашняя обстановка, развлечения в тесном кругу, скромные путешествия, отсутствие в доме телевизора и даже одетые в деловое, рабочее платье женщины вот что отличает этих людей. Чем выше престиж ученого, тем меньше у него официальной преподавательской нагрузки и других академических обязанностей. Продолжительные каникулы, свободный от лекций год, предоставляемый профессору через каждые шесть лет, и другие отпуска все это относится к числу давно установленных прав академических работников.
Все это должно предоставить человеку возможность отдаться тем интересам и увлечениям, которым он не может уделять внимания в служебные часы. Подобно тому как капиталист минувшей эпохи считал, что он наделен естественным и даже божественным правом претендовать на уважение общества, так и академические круги считают, что они имеют исключительное право на вышеупомянутые привилегии. Только люди, способные на такое же утонченное времяпрепровождение, могли бы требовать подобного избавления от обычного режима труда и разумно использовать предоставленные им привилегии. Возможно, что это не так.
Более вероятно, что эти привилегии являются попросту одним из добавочных преимуществ, связанных с образованием, а также результатом благоприятного стечения обстоятельств.
Большинство людей склонны полагать, что максимально возможное избавление человека от управления, которому он подвергается как потребитель, это достойная цель, несмотря на то что ее достижение причинило бы индустриальной системе значительный (даже по ее собственным масштабам) ущерб. А из сказанного следует, что наибольшие надежды на такое избавление связывают с образованием. Это в свою очередь требует, чтобы сословие педагогов и ученых имело ясное представление как о своих возможностях, так и о своих обязанностях. Эти вопросы будут рассмотрены в ближайших главах.
Здесь же добавим в порядке постановки вполне практического вопроса, что существует надобность в том, чтобы отдельный человек, пребывающий в рамках индустриальной системы, имел перед собой гораздо более широкий выбор возможных вариантов. Это позволяло бы тем, кто на это способен, освободиться от внешних влияний, управляющих их поведением. Ближайшая задача состоит именно в том, чтобы создать возможность выбора между трудом и его альтернативами (а не между трудом и досугом per se).
Ее решению могли бы посвятить остаток своих сил и энергии профсоюзы.
Немного найдется такого, что полнее отвечало бы целям и интересам индустриальной системы, чем распорядок, которому подчинена рабочая сила. Считается, что все люди обязаны отрабатывать установленный минимум часов в неделю. Желающие могут работать больше сверхурочно или за счет ночного отдыха, но никто не имеет права работать меньше.
Переговоры обычно вращаются вокруг требований, связанных с увеличением заработка или с его эквивалентом. Если предметом спора является досуг оплачиваемый отпуск, например, то он будет одинаков для всех работников одной и той же категории. Во всем этом явно выступают представления и требования, характерные для индустриальной системы.
Исходный минимум труда требуется от всех. Всем свойственно отдавать предпочтение деньгам. Стремление к досугу и способность использовать его у всех одинаковы.
Со всеми надо обращаться одинаково.
Все это не диктуется необходимостью. Наемному работнику должны быть предоставлены гораздо более широкие, чем ныне, возможности выбора между работой и материальными благами, с одной стороны, и досугом с другой. Человеку, желающему для удовлетворения своих потребностей в пище, одежде и скромном жилище работать только десять или двадцать часов в неделю, должна быть предоставлена возможность поступать таким образом.
Следует с интересом и сочувствием присматриваться к тому, насколько изобретательно будет использоваться остающееся время.
Но выбор не должен ограничиваться рабочей неделей. Рабочая неделя это слишком малый отрезок времени для планирования эффективного использования свободного времени. Одним из преимуществ, связанных с высоким социальным или академическим положением, а также материальным достатком, давно стало то, что жизнь отпуска, путешествия, работа планируется в таких кругах на месяцы или годы. Все люди, получающие низкую годовую оплату, должны в качестве компенсации иметь право на оплачиваемый отпуск продолжительностью несколько месяцев.
И все должны также иметь право на продление отпуска. Наемные работники, реально использующие это право, не имели бы
520
каких-либо преимуществ в оплате за рабочие часы с целью компенсировать упущенный заработок. Единственное, что им предоставлялось бы, это возможность получить отпуск и освобождение от работы в качестве альтернативы по отношению к заработку. Такой порядок был бы связан с известными неудобствами. Но отказываться признать право на подобный выбор, то есть руководствоваться убеждением, что каждый человек обязан трудиться в течение всей установленной рабочей недели и рабочего года, это значит считать главной заботой общества удовлетворение нужд индустриальной системы, а не обеспечение каждому человеку возможности строить свою жизнь по собственному усмотрению.
Людям, много толкующим о свободе, следовало бы признать и даже поддержать это право.
В Соединенных Штатах и других индустриальных странах естественными объектами заботы общества являются наемные рабочие, негры (в определенных местностях), мелкие фермеры, слабоумные, престарелые и постоянно нуждающиеся люди. Относительно всех прочих принято считать, что они сами способны позаботиться о себе. Иногда, правда, к сочувствию общественности взывают бизнесмены и богачи, но это обычно касается какого-либо конкретного мероприятия государства, ущемляющего их интересы (например, налога). При этом они часто стараются доказать, что за причиняемые им неприятности будут в конечном счете расплачиваться некие группы работников физического труда, за которых они «болеют», выступая в качестве их «полпредов».
Ученый, разделяющий огорчения и скорби состоятельных людей, навлекал на себя подозрение в том, что он специально заботится о руке, которая его кормит или могла бы его кормить.
Не исключено, однако, что индустриальная система с ее системой ценностей возлагает наибольшие тяготы на своих руководителей на тех, кто находится в центре техноструктуры. Суть дела не в том, что они подчиняют себя организации; такое подчинение вытекает из самой природы индустриальной системы и может быть устранено только путем отказа служить ей. Во всяком случае, это подчинение носит добровольный характер; оно имеет место потому, что люди ставят цели организации выше собственных интересов1.
Но, помимо обязательной потребности в организации, техноструктура заключает в себе другие принудительные начала. Эти принудительные начала отражаются на рабочих, но в гораздо большей степени они влияют на образ жизни членов техноструктуры или тех, кто принадлежит к ее верхушке. Это начинается со школьной скамьи. Чтобы преуспеть в рамках техноструктуры, необходимо овладеть одним (или более) ремеслом, связанным с планированием, техникой, организацией или функцией управления спросом. Некоторые из изучаемых для этой цели научных и технических дисциплин сами по себе представляют значительный интерес.
Но можно полагать, что при иной культуре, когда образование было бы самоцелью, лишь немногие стали бы изучать теорию управления личным составом, вопросы использования средств массового общения, конъюнктуроведение или технику контроля над издержками и качеством продукции.
Выполнение всех задач, стоящих перед руководителями техноструктуры, требует от них полной отдачи умственной энергии и нравственных сил. Поскольку цели техноструктуры охватывают все области жизни, людям, столь ревностно служащим ей, приходится сделать эти
1 См. гл. XI.
цели содержанием всей своей жизни. Если рабочий отрабатывает сорок часов в неделю, то считается, что он выполняет свой нравственный долг. Высокопоставленному администратору подобное ограничение усилий морально противопоказано. Он должен пользоваться отпуском. Он не может равнодушно относиться к таким явлениям, как детская преступность, раковые заболевания, употребление наркотиков, сердечные заболевания или рост числа нарушений гражданского кодекса.
Но все это, вообще говоря, должно содействовать выполнению его главной деловой функции.
А кончается все это незавидно. После того как администратор в течение всей жизни котировался по той готовности, с какой он подчинял нуждам корпорации свои естественные склонности и стремление к удовольствиям, его в возрасте 65 лет без всяких колебаний увольняют в отставку. Это немаловажное обстоятельство. Для человека, профессиональные занятия которого связаны с групповой деятельностью и постоянным обменом мнениями, нет ничего более страшного, чем быть заподозренным в том, что он одряхлел. Ему приходится тогда изо всех сил держаться начеку, чтобы не обронить какое-нибудь необдуманное замечание.
И вот уволенному администратору с прочно укоренившейся привычкой трудиться с полной отдачей сил теперь совершенно нечего делать или остается только заниматься явно надуманной, никчемной работой. Полностью усвоив привычку работать в коллективе, он теперь пребывает в одиночестве. Этот порядок не назовешь прекрасным.
С тех пор как человек появился на земле, участь миллионов людей была менее завидной, но при таком уровне дохода никогда.
В конечном счете одной из проблем индустриальной системы может стать воспроизводство техноструктуры. И симптомы затруднения уже, пожалуй, налицо. Школы бизнеса наиболее распространенная форма подготовки техноструктуры некогда были одной из наиболее почитаемых категорий американских высших учебных заведений.
Ныне дело обстоит уже не так. Преподаватели некоторых из них, проявляя осторожность, свойственную людям, которые не хотят, чтобы высказанное ими суждение усилило наметившуюся тенденцию, сообщают о серьезном ухудшении контингента. Лучшие школы уже перестали рассчитывать на набор самых способных студентов. А способные студенты, когда им задают вопросы об их отношении к работе в хозяйственных организациях, все чаще отзываются о ней отрицательно.
Они считают, что работа в них связана с чрезмерной дисциплиной, обедняет личность, не оправдывается высокой оплатой и скучна1.
Мы приходим к интересному, хотя и умозрительному выводу. Освобождение человеческой личности могло бы стать спасением для индустриальной системы. Свойственная ей дисциплина была бы слабее, но только таким образом она могла бы привлекать к себе достаточно одаренных людей.
1 Таковы впечатления, вынесенные главным образом из бесед с профессорско-преподавательским составом и студентами в Гарварде. В университетах и колледжах Среднего Запада бизнес, по общему впечатлению, все еще пользуется более высоким престижем.
