d9e5a92d

Частная собственность и этика


Большинство не питает симпатий к богатому бездельнику, который проводит жизнь в удовольствиях, никогда не занимаясь никакой работой. Но даже он выполняет свою функцию в жизни общественного организма. Он подает пример "роскошной" жизни, который пробуждает в массах осознание новых потребностей и дает промышленности стимул к производству. Было время, когда только богатые могли позволить себе роскошь посещать зарубежные страны. Шиллер никогда не видел швейцарских гор, которые прославлял в "Вильгельме Телле", хотя они граничили с его швабской родиной.

Гете не видел ни Парижа, ни Вены, ни Лондона. Сегодня, однако, путешествуют сотни тысяч людей, а скоро это будут делать миллионы.
6. Частная собственность и этика
В попытке продемонстрировать социальную функцию и необходимость частной собственности на средства производства и сопутствующего ей неравенства в распределении дохода и богатства мы в то же время предоставляем доказательство моральной оправданности частной собственности и основанного на ней капиталистического общественного порядка.
Нравственность заключается в том внимании, которое должен уделить каждый член общества необходимым условиям общественного существования. Человек, живущий в изоляции, не имеет моральных правил. Ему не нужно сомневаться в своей правоте по поводу каких-то поступков, которые он считает полезным совершать, поскольку ему не приходится думать о том, не наносит ли он этим ущерб другим. Но как член общества человек должен принимать во внимание во всем, что он делает, не только свою непосредственную пользу, но также и необходимость в каждом действии укреплять общество в целом. Жизнь индивида в обществе возможна только при помощи социальной кооперации, и каждый индивид весьма серьезно пострадал бы, распадись вдруг социальная организация жизни и производства.

Требуя от индивида, чтобы он соблюдал интересы общества во всех своих действиях, чтобы он не предпринимал таких действий, которые, принося пользу ему, были бы вредны для общественной жизни, общество не требует, чтобы он жертвовал собой в интересах других. Поскольку та жертва, которую он принимает на себя, лишь условна: это отказ от непосредственной и относительно меньшей выгоды в обмен на значительно большую в конечном счете пользу. Интерес каждого индивида состоит в продолжении существования общества как объединения людей, работающих совместно и разделяющих общий образ жизни.

Тот, кто отказывается от моментальной выгоды для того, чтобы не подвергать опасности сохранение существования общества, жертвует меньшим ради большего.
Смысл этой заботы об общем социальном интересе часто понимался неправильно. Полагали, что ее нравственная ценность состоит в самом факте самопожертвования, в отказе от немедленного удовлетворения. Отказывались видеть, что нравственную ценность представляет не сама жертва, а тот результат, которому служит эта жертва, и приписывали нравственную ценность жертве, отказу как таковому - и только.

Но жертвование нравственно только тогда, когда оно служит нравственному результату. Существует бездна различий между человеком, который рискует жизнью и имуществом из высших побуждений, и человеком, который жертвует ими, никоим образом не принося этим пользы обществу.
Все, что служит сохранению социального порядка, - нравственно; все, что наносит ему ущерб, - безнравственно. Соответственно, когда мы приходим к заключению, что какой-либо институт полезен для общества, то нельзя более утверждать, что он безнравственен. Могут, вероятно, существовать разные мнения относительно того, общественно полезен или вреден тот или иной институт.

Но коль уж он был назван полезным, то нельзя более утверждать, что по какой-то необъяснимой причине он должен быть признан безнравственным.
7. Государство и правительство
Соблюдение нравственного закона есть конечный интерес каждого индивида, потому что от сохранения социальной кооперации выигрывают все. Это же налагает на каждого человека необходимость жертв, даже всего лишь условных, которые с избытком компенсируются выгодой. Осознание этого тем не менее требует определенного проникновения в связь между вещами, а согласование своих действий в соответствии с достигнутым пониманием требует определенной силы воли.



Те, кто не имеет этого понимания или, понимая, не имеет необходимой силы воли, чтобы воплотить его, не способны добровольно следовать нравственному закону. Ситуация здесь та же самая, что и в отношении соблюдения правил гигиены, которым должен следовать человек в интересах собственного благополучия. Кто-то предается вредному и легкомысленному образу жизни, потворствуя своей слабости к наркотикам либо потому, что он не знает о последствиях, либо потому, что считает их менее губительными, чем отказ от моментного удовольствия, либо потому, что ему не хватает силы воли приспособить поведение к знанию.

Существуют люди, которые считают, что общество должно прибегать к принудительным мерам и наставлять такого человека на путь истинный, стремясь исправить любого, чьи бездумные действия подвергают опасности его собственную жизнь и здоровье. Они выступают за то, чтобы алкоголиков и наркоманов принудительно удерживали от своих пороков и заставляли заботиться о своем добром здравии.
Вопрос о том, действительно ли принуждение отвечает в таких случаях поставленным целям, мы оставим для последующего рассмотрения. Нас волнует здесь нечто совершенно другое, а именно вопрос о том, следует ли людей, чьи действия представляют опасность для продолжения существования общества, принуждать воздержаться от них. Алкоголик и наркоман вредят только себе; человек, который нарушает правила морали, управляющие жизнью людей в обществе, вредит не только себе, но и всем. Жизнь в обществе была бы совершенно невозможной, если бы люди, которые желают продолжения его существования и ведут себя соответственно, должны были бы отказываться от применения силы и принуждения против тех, кто готов своим поведением это общество подорвать.

Небольшое число антиобщественных индивидов, т.е. люди, хоторые не хотят или не могут приносить временные жертвы, требуемые от них обществом, способны сделать всю общественную жизнь невозможной. Без принуждения и насилия против врагов общества, не может быть никакой жизни в обществе.
Мы называем аппарат принуждения и насилия, который заставляет людей придерживаться правил жизни в обществе, государством. Правила, в соответствии с которыми действует государство, - законом; а органы, на которых лежит ответственность за управление аппаратом принуждения, - правительством.
Существует, впрочем, секта, которая верит, что можно было бы вполне спокойно избавиться от всякой формы принуждения и строить общество всецело на добровольном соблюдении морального кодекса. Анархисты считают государство, закон и правительство излишними институтами в социальной системе, которая бы действительно служила на благо всем людям, а не только особым интересам привилегированного меньшинства. Только лишь потому, что существующий общественный порядок основан на частной собственности на средства производства, необходимо прибегать к принуждению и насилию для его защиты.

Если бы была уничтожена частная собственность, то все без исключения стали бы спонтанно соблюдать правила социальной кооперации.
Уже указывалось на то, что эта доктрина ошибочна в той мере, в какой она касается характера частной собственности на средства производства. Но даже независимо от этого, она совершенно непригодна к употреблению. Анархист вполне правильно не отрицает того, что каждая форма человеческого сотрудничества в обществе, основанном на разделении труда, требует соблюдения некоторых правил поведения, которые человеку не всегда приятны, поскольку они вынуждают его к жертве, правда, лишь временной, но все же, по крайней мере на данный момент, болезненной. Но анархист ошибается, полагая, будто каждый без исключения будет соблюдать эти правила добровольно.

Есть люди, страдающие дурным пищеварением, тем не менее они, прекрасно зная, что употребление определенной пищи вызовет у них через некоторое время жестокие, даже невыносимые боли, не могут отказать себе в наслаждении изысканным блюдом. Взаимные же связи жизни в обществе не так легко обнаружить, как физиологический эффект от пищи, и последствия их разрушений наступают не быстро и, главное, ощутимо для того, кто творит зло. Можно ли тогда предположить, не впадая окончательно в абсурд, что, несмотря на все это, каждый индивид в анархическом обществе будет иметь большую дальновидность и силу воли, чем обжора, страдающий расстройством пищеварения?

Можно ли в анархическом обществе целиком исключить возможность того, что кто-нибудь по небрежности не бросит зажженную спичку и устроит пожар или в приступе злости, ревности или мести не причинит вред своему соседу? Анархизм не понимает истинной природы человека. Он был бы реален только в мире ангелов и святых.
Либерализм - не анархизм, и ничего общего с анархизмом он не имеет. Либерал вполне ясно понимает, что без помощи принуждения существование общества будет в опасности и за правилами поведения, соблюдение которых необходимо для обеспечения мирного сотрудничества, должна стоять угроза силы, иначе всей системе общества будет постоянно угрожать произвол любого из его членов. Нужно иметь возможность принудить человека, который не уважает жизнь, здоровье, личную свободу или частную собственность других, следовать правилам жизни в обществе.

Вот та функция, которую либеральная доктрина возлагает на государство: защита собственности, свободы и мира.



Содержание раздела